— Но это явная дискриминация! — заметил Лангеланд. — Или вы и Яна Эгиля собираетесь отпустить?

— Теперь у него нет дома, в который он мог бы вернуться, — холодно ответил Стандаль. — К тому же он по-прежнему наш главный подозреваемый, и, если вы не имеете ничего против, господин адвокат, я предлагаю вернуться к нему и продолжить допрос.

Лангеланд вздохнул:

— Ну что ж, действительно пора. Поговорим позже, Веум. Вы тоже остановились в Суннфьорде?

— Да. Свяжитесь со мной, когда вернетесь.

Лангеланд кивнул. Во взгляде Стандаля явно читалась надежда больше никогда со мной не встречаться. Они вместе отправились в комнату для допросов.

Мы с Ойгунн Бротет остались одни, ощущая себя как потерпевшие кораблекрушение после того, как стихла буря.

— Мне надо вернуться к себе в офис. Здесь атмосфера все накаляется. Еще увидимся, — сказала она.

— Да, скорее всего. И если вам понадобятся услуги частного сыщика…

— То я знаю, к кому обратиться, — закончила она, улыбнулась и ушла за своим коротеньким, не длиннее, чем юбка, пальто.

Когда я проходил мимо дежурного, он окликнул меня:

— Веум? Вам записка.

— Да? Спасибо.

На бумажке для заметок было послание от Грете: «Поехала домой, хочу выспаться. Позвоню позднее».

Когда я вышел на улицу, Ойгунн Бротет уже не было. И я пошел обедать в отель. Один.

В отеле меня ждала еще одна записка — от Хельге Хаугена из «Фирды»: «Позвоните как можно скорее!» Я понял, что лучше выполнить его настоятельную просьбу. Закрылся в номере, сел перед телефонным столиком и набрал номер.

— Веум… Спасибо, что позвонили. Хочу с вами кое-что обсудить. Никто из заинтересованных лиц пока не знает.

— Я весь внимание.

— Я тут нарыл про этого Клауса Либакка, которого застрелили. У него были неприятности с полицией!

— Вот как! В связи с чем?

— А вот догадайтесь!

— Ну… вряд ли это что-нибудь на сексуальной почве, как я раньше думал. Потому что его хорошо знали в службе охраны детства и дали разрешение на попечительство.

— Нет… — Тут он сообразил и спросил: — А что, вы о чем-нибудь разузнали?

— Не могу пока рассказать.

— Но разве мы не договорились делиться информацией?

— Договориться-то договорились. Но я не могу нарушать тайну следствия, Хауген.

— Вы же частный детектив!

— Я должен быть честным если не по отношению к другим, то по отношению к себе. Вы же понимаете.

— Ладно-ладно. Не буду настаивать. Пока не буду. Ну, слушайте… Вы, вероятно, слышали о громком деле тысяча девятьсот семидесятого года о контрабанде спиртного в этих краях?

Я насторожился.

— Да. Закончилось убийством, по-моему.

— Совершенно верно, Веум.

— И какое отношение к этому имел Клаус Либакк?

Хельге немного помолчал в трубку, а потом сказал:

— Официального обвинения ему никто не предъявлял. Но, по информации, которую я раздобыл, он занимался распространением нелегального спиртного по всему Аньедалену!

— Боже мой! Но откуда вы это узнали? И почему его так и не привлекли к ответственности?

— Похоже на то, Веум, что дело это так и не было раскрыто до конца. Много ниточек, которые вели к Либакку, повисли и болтаются, если можно так выразиться.

— А почему?

— Ну, знаете, как это бывает в провинции. Ходят слухи, что тут были замешаны разные люди с самого верха администрации коммуны, может, даже и из самой полиции. Во всяком случае, как покупатели. И все это привело к тому, что дело спустили на тормозах. Арестовали только перевозчиков, а перекупщики остались целы и невредимы. Ну и к тому же дело было почти политическое — ведь Согн и Фьорды оставались тогда последними районами в Норвегии, где еще не было своих винных монополий. Чтобы купить выпивку, нам приходилось ехать в Берген или Олесунд.

— Вы сказали, дело спустили на тормозах… Но ведь убили, черт возьми, человека! Ансгара Твейтена.

— А вы хорошо информированы, Веум, я должен сказать. Да, но Ансгар Твейтен принадлежал к преступному миру. Так что по нему никто особенно не рыдал.

— У него осталась маленькая дочь…

— Что? Ну… Может быть. С людьми из его окружения особо не побеседуешь. Дело свернули. Убийцу так и не нашли.

— Хорошо. Вернемся к Клаусу Либакку. Вы сказали, что он занимался распространением контрабандного спиртного по всему Аньедалену?

— Ну да. Доносил до всех мест, где интересовались товаром, — малость изменил он формулировку.

— Например, в Альмелид?

— Альмелид? В таких деталях я быть уверенным пока не могу. А почему вы об этом спрашиваете?

— Я хочу в ответ рассказать вам интересную новость, Хауген.

— Я весь превратился в слух!

— Эта девушка, которая была с Яном Эгилем в горах вчера вечером…

— Ну да, она из Альмелида, точно.

— Так вот, она — тоже приемный ребенок. Ее зовут Силье Твейтен. Она родная дочь Ансгара Твейтена.

— Да что вы говорите! Ничего себе новость! Черт возьми! — Он подумал секунду и добавил: — Так ведь у девчонки был мотив, Веум. В том случае, если Клаус Либакк был замешан в убийстве ее отца. Вы думали об этом?

Нет. Не думал. Теперь уже не думал. Но этого я Хельге Хаугену не сказал. А сказал только:

— Да, но как она могла узнать об этом спустя столько лет? Ведь даже полиция закрыла это дело?

— Действительно… Но подумать об этом все-таки стоит.

— Можете делать с этой информацией все, что найдете нужным. Только на меня не ссылайтесь…

— Мы никогда не раскрываем свои источники, Веум. В этом можете быть уверены. Если только вы сами решите нарушить тайну следствия…

— Что-нибудь еще?

— Нет, у меня все. И вы отплатили мне с лихвой. Поговорим, когда станет известно что-то новенькое. Будьте здоровы!

— До свидания.

Я положил трубку и остался сидеть у телефона.

Ансгар Твейтен и Клаус Либакк. Терье Хаммерстен и…

Я попытался разложить все известные мне факты по полочкам. Неясные обрывки недосказанного, пока непонятного, постепенно начинали складываться в единое целое.

Но получалось плохо, и я решил, что с завтрашнего дня начинаю серьезные поиски.

Говорят, все дороги ведут в Рим, но это не так. В моем случае все дороги вели в отель «Суннфьорд», хотя в эти дни, когда Фёрде был в центре внимания благодаря новости, которая, судя по прессе, была самой важной после пожара в Олесунде, по всему отелю роем носились журналисты, постепенно оседая в баре.