— Ладно, — сказала Катриона, и опять раздался всплеск.

Тот факт, что в ванной комнате нет запора, раньше не имел для меня никакого значения, но теперь я осознал, какую важную роль этой небольшой подробности было суждено сыграть в «исходном коде» моей жизни. Я вошел и, хотя мой взгляд был устремлен на унитаз (сиденье на котором, к моей досаде, было опущено), заметил, что Катриона сжалась в ванне, обхватив руками подтянутые к животу колени, опустив на них голову и громко насвистывая, что, видимо, является общепринятым поведением в подобных ситуациях, хотя точно я этого не знаю, поскольку такая ситуация никогда не возникала за годы моей размеренной жизни под эгидой миссис Б., не провоцировавшей никогда подобных осложнений.

Я сделал свое дело, спустил воду, со своей обычной тщательностью вымыл руки и сообщил Катрионе, что ей больше нет нужды спешить. Но прежде чем я успел уйти, она сказала (не издав ни звука во время моего музыкального, хотя и не совсем верного исполнения «О рождественская звезда»):

— Раз уж вы здесь, может быть, вы тоже сделаете мне одолжение?

Мне-то казалось, что мы квиты. Но не мог же я отказать ей еще в одной просьбе. Она попросила меня потереть ей спину.

— А вам недостаточно просто полежать в воде? — спросил я. — Я всегда так делаю.

— Ну, если вам не хочется, то не надо, — отозвалась она, приняв позу доисторического погребения.

— Да нет, я не возражаю, — сказал я. — Если вы не привыкли отмокать лежа, я, конечно, могу закатать рукава и потереть вам спину.

Интересно, всем женщинам нужно, чтобы им терли спину? Из разговоров с миссис Б. я ничего такого не обнаружил, но можно поискать ответ в Интернете. Подтянув манжеты, я взял губку и стал тереть спину Катрионы, ощущая ладонями ее ребра и позвоночник. Отжимаемая из губки теплая вода протекала у меня между пальцев.

— Очень милая спина, — сказал я.

— Спасибо.

Я прошелся несколько раз вверх и вниз по спине Катрионы; это было не труднее, чем мыть машину (чем, как ты помнишь, я раньше часто занимался), даже легче, поскольку человеческая спина значительно меньше машины. Скоро я вошел в ритм.

— Как приятно, — сказала Катриона, когда я собрался остановиться. — Потрите, пожалуйста, шею тоже.

Она еще ниже наклонила лицо к коленям, а я намочил в воде губку, чтобы выполнить ее просьбу. Форма ее шеи напомнила мне труднодосягаемые изгибы и углы на кузове моего старого «морриса» — с какой нежностью я вспоминаю своего надежного друга! — а уши слегка походили на те стрелочки, которые выскакивали, как маленькие семафорчики, каждый раз, когда я хотел повернуть направо или налево.

Катрионе, кажется, нравилась эта процедура. Она повернула голову, и я заметил, что глаза у нее закрыты — наверное, для того, чтобы в них не попала мыльная вода. Да, с моей стороны было глупо воображать, что нежная девушка захочет погрузиться в грязную воду, которая может попасть ей в нос или загрязнить уши, на одно из которых я смотрел в эту минуту: оно было похоже на розовую раковину, прячущуюся в мокрых волосах. Когда я провел губкой по ее плечу, она подняла руку и откинула с лица волосы, которые в мокром виде казались темнее и в которых виднелись пряди разного оттенка. Она как будто расслабилась, сняла с подтянутых колен руки и опустила их, чтобы я мог достать губкой до передней части ее шасси, то есть тела. Должен признать, что маленькие груди Катрионы пока еще не пострадали от ее привычки бегать и значительно отличались по размерам и форме от грудей голой девушки, читающей книгу «Ферран и Минар».

Как странно, подумал я, что спущенное колесо и проливной дождь, книги, дурацки расставленные по полкам служащими-подростками в магазине Уотерстоуна, слабость моего стареющего мочевого пузыря и разные мелкие подробности скрытого кода, чей справочник наверняка можно найти в каком-нибудь самом неподходящем месте на полках этого бестолкового торгового предприятия, именующего себя книжным магазином, — что неожиданным и вместе с тем неизбежным результатом всего этого было долгожданное облегчение для пожилого человека и удовольствие для молодой женщины, которая теперь, опираясь на руки, слегка изогнула спину, хотя я уже стал задумываться, не пора ли мне вернуться кабинет и сесть в кресло.

— Можно задать вам вопрос? — сказал я. Она не открыла глаз, и, решив, что она не возражает, я продолжал: — Скажите, все женщины носят внизу бороду? — Я уже имел возможность сравнить небольшую бородку между ног Катрионы с более пышной растительностью, которую предпочитали носить женщины на экране моего компьютера. — Может быть, большинство бреются или даже носят нечто вроде усов?

Тут Катриона открыла глаза, словно просыпаясь ото сна, и опять подняла колени.

— Вы в самом деле никогда не видели раздетой женщины? — спросила она с тем же недоверием, с каким раньше спрашивала о супе, самолетах и разных прочих мало мне известных повседневных вещах.

Правильно истолковав мое молчание, она сказала:

— Это очень странно. Впрочем, я ничего не имею против. У меня такое чувство, будто вы вовсе и не мужчина. Нет, меня, кажется, занесло, — торопливо добавила она, употребив одно из своих жаргонных словечек, которые я уже научился правильно воспроизводить и прощать ей (в конце концов, она изучает науку жизни и так ловко орудует перочинным ножиком). — Может быть, дело в том, что вам так много лет… Нет, все не то. Но я ничего не имею против.

И с этим она легла в ванне, так что над водой осталось только ее лицо, и я с удивлением подумал: зачем она заставляла меня тереть ей спину, если все равно собиралась сделать так, как я ей советовал.

Во всяком случае, с мытьем явно было покончено, и я пошел в кабинет, слыша за спиной, как она встает в ванне, как с нее стекает вода. На этом, наверное, все бы и закончилось, и я даже не стал бы тебе все так подробно описывать, если бы не разговор, который у нас состоялся с Катрионой, когда она пришла ко мне в кабинет, уже одетая и в тюрбане из еще одного незнакомого мне полотенца (сколько же она их обнаружила и сколько у меня их всего?).

В это время я пытался найти «файл», который она для меня «открыла». У меня это почему-то не получалось, и я попросил Катриону мне помочь, хотя понятия не имел, зачем она опять пришла ко мне в кабинет — разве что попрощаться. Я даже подумал, не собирается ли она потребовать с меня плату за сверхурочную работу, а может быть, она считала, что за обещанные мной деньги она обязана отрабатывать у меня полный день. Когда она нашла нужный «файл» и на экране опять появилась обнаженная женщина, Катриона сказала:

— Вам не кажется чудным, что кому-то вздумалось показываться в таком виде совершенно незнакомым людям?

Я с готовностью признал, что это действительно «чудно», не желая задерживать далее Катриону и опасаясь, что у нее опять возникнет желание «выпить чайку».

— Может, она таким способом ловит кайф? — предположила Катриона. — Или чувствует себя у руля?

И она принялась обсуждать этот вопрос сама с собой. Я передаю ее высказывания по возможности слово в слово, хотя ты, наверное, понимаешь, какого усилия мне это стоит — все равно что попытаться скопировать надпись на японском языке, где нечаянная клякса может привести к самым серьезным последствиям.