— Тут все дома такие? — спросила она, услышав, что Стефан их догнал.

— Большинство. — На лестнице было так темно, что ступеньки приходилось нащупывать ногами. — В этом доме мы с Диллоном принимали роды, когда ты приезжала сюда в первый раз, но я не знал, что Эмилио живет именно здесь.

— Я тоже.

Если бы она знала, то не могла бы спокойно спать. Когда она представила, что за одной из этих дверей сидит голодная Ангелина со старой больной женщиной, Джесси почувствовала, что ей просто необходимо быть здесь.

— Далеко еще, Эмилио?

— Вот сюда.

Она почувствовала, как он подался вперед, и отпустила его. За этой дверью его ждал мир, за который он в ответе. Если за день его отсутствия там что-нибудь случилось, то он никогда себе этого не простит. Все это Джесси прекрасно понимала.

Джесси остановилась на пороге, услышав испанскую речь. Женщина вначале бранилась, но затем ее голос смягчился. Эмилио что-то ответил, и тут же громко расплакалась маленькая девочка. Почти ничего не слыша, Джесси с трудом уловила едва слышный дрожащий голос, повторяющий имя Эмилио.

Через некоторое время суматоха улеглась, Джесси и Стефан вошли в комнату и увидели Эмилио, стоящего на коленях возле кровати бабушки. Ангелина сидела на полу рядом с ним, дергая его за рубашку и, всхлипывая, что-то бормотала. Женщина средних лет стояла посередине комнаты и, заломив руки, смотрела на живописную картину. Завидев Стефана, она тоже бросилась к кровати и торопливо заговорила по-испански.

— Кто это? — поинтересовалась Джесси.

— Роза, его бабушка, очень больна. — Стефан взглянул на кровать. — Сеньора Эствис пришла сюда еще прошлым вечером, услышав плач Ангелины.

Джесси была очень признательна этой женщине за помощь.

Эмилио озабоченно стоял рядом, пока Стефан осматривал его бабушку. Ангелина выглянула из-под руки брата и улыбнулась, встретившись взглядом с Джесси.

— Эмилио, — мягко позвала Джесси. — Подойди сюда.

Джесси понимала, что соседка потратила много времени, а может, и своих продуктов, ухаживая за Ангелиной и Розой. Ее надо было отблагодарить, но, конечно же, так, чтобы не обидеть.

Бросив еще один взгляд на немощное тело бабушки, Эмилио подошел к Джесси. Ангелина следовала за ним, держась за подол его рубашки. В ее темных глазах стояли слезы. Но когда она, выглядывая из-за спины Эмилио, встречалась взглядом с Джесси, лицо тут же озаряла улыбка.

Не поднимая головы, Эмилио встал перед Джесси.

— Что случилось? — спросила она, наклоняясь к нему.

— Все знают о том, что я сделал. Я опозорил свою семью, — ответил он едва слышным шепотом.

— Кто это сказал?

— Она. — Не поднимая глаз, мальчик кивнул в сторону сеньоры Эствис и снова уставился в пол перед собой.

— Эмилио, ты это сделал во имя добра. Конечно, это нехорошо, но не позорно. Иногда люди совершают ужасные поступки, руководствуясь самыми лучшими намерениями. Умные учатся на своих ошибках, чтобы больше никогда их не повторять. Я хочу, чтобы так было и с тобой.

По его нахмуренному лицу и неподвижному взгляду Джесси увидела, что он ее понял.

— Давай с этим заканчивать, — сказала она. — Ты сделал бы то же самое, окажись снова в такой ситуации?

— Нет, — ответил он, энергично покачав головой. — Я жалею о своем поступке.

— Как ты думаешь, сможет тебя что-нибудь заставить сделать это еще раз?

Эмилио медленно покачал головой.

Джесси улыбнулась и обняла его. Ангелина коснулась своими ручками щек Джесси и повернула к себе ее лицо. Она смотрела на Джесси смеющимися карими глазами.

— Помнишь меня?

Удивляясь, что такая маленькая девочка вообще может говорить, а тем более по-английски, Джесси рассмеялась:

— Конечно, моя маленькая. Как я могу тебя забыть?! Я только кое о чем попрошу твоего брата. Ладно?

Ангелина кивнула, и Джесси, вновь повернувшись к Эмилио, прошептала:

— Ты можешь узнать, тратила ли сеньора Эствис деньги на твою бабушку и Ангелину, и сказать, сколько мы ей должны?

Эмилио поднял голову, что-то эмоционально произнес по-испански и получил длинный, не менее эмоциональный ответ. Когда бурный поток слов иссяк, он снова повернулся к Джесси.

— Она кормила их вчера вечером и сегодня утром. Но эта пища у них осталась после того, как они поели сами. Она просто хотела помочь, и никаких денег ей не нужно.

— А она не обидится, если я ей все же что-нибудь дам?

Глаза Эмилио округлились, и он с сомнением покачал головой. Джесси поняла, что спрашивать не стоило.

— Дай мне мой кошелек. — Она указала в сторону, куда положила свою сумочку, и он тотчас его принес.

Джесси отсчитала несколько банкнот, при виде которых глаза мальчика снова стали круглыми.

— Отдай ей и поблагодари. Скажи, что мы никогда не забудем ее доброты. Он протянул руку, но перед тем, как отдать деньги, она мягко сказала: — И постарайся, чтобы твои слова прозвучали искренне. Если бы не сеньора Эствис, еще неизвестно, что бы здесь случилось.

Эмилио направился к женщине, а Джесси взяла Ангелину на руки и вместе с ней подошла к кровати.

— Как она?

— Похоже на пневмонию, — ответил Стефан, посмотрев на Джесси через плечо. — Сколько времени она лежит, и когда ее нормально кормили последний раз?

— Я не знаю. — Она почувствовала, что к горлу подступили слезы: из сострадания, от чувства вины. — Думаю, достаточно давно. Скорее всего, ее вообще как следует не кормили.

— Она слишком больна, чтобы оставлять ее здесь на попечении двух маленьких детей.

— Именно поэтому я хочу, чтобы ты здесь остался, пока я не найду Диллона.

— Но я не могу здесь оставаться. Может быть, попросить соседку…

Джесси покачала головой.

— Придется взять Ангелину и Эмилио с собой к Диллону.

Стефан ехидно засмеялся.

— Если ты хочешь оставить их там и смыться, тебе придется прихватить с собой лом.

— Нет. — Она погладила девочку по черным мягким волосам. — Я не собираюсь их там оставлять. Но мы поедем, потому что все равно ничем не сможем ей помочь. — Джесси показала взглядом на бабушку. — По крайней мере до тех пор, пока ей не станет лучше. Сейчас ей можешь помочь только ты.

— Но клиника не приспособлена для…

— Мы ее сможем прекрасно устроить в комнате Диллона.

— В доме?! Да Флоренс никогда…

— Стефан, у меня нет времени это обсуждать. — Она сказала это скорее устало, чем эмоционально.

Стефан был очень мягким человеком, и с его стороны это предложение не вызвало бы никаких возражений, но на ругань с Флоренс времени у нее не было.