Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Валериан тряхнул головой и напомнил себе слова преподобного Амвросия Оптинского: «Знай себя и будет с тебя». Ну вот, только осуждения ему, иноку, и не хватало! Да ещё так мгновенно он впадает каждый раз в осуждение при виде этого бизнесмена! Стал усиленно молиться, чтобы прогнать дурные помыслы, и ещё быстрее заработал лопатой.
Но искушения, связанные с Вениамином Петровичем, на этом не закончились. Целый день этот самый Вениамин так и попадался на пути у инока.
На трапезе бизнесмена почему-то не было, зато, когда после обеда отец Валериан как келарь занимался подготовкой продуктов для дежурных трапезников на следующие несколько дней, тот появился и уселся за стол.
Послушник Дионисий, домывавший посуду, быстро поставил перед гостем тарелку грибного супа, положил на второе тушёную капусту, налил компот.
А Вениамин Петрович громко спрашивает:
— Брат Дионисий, рыбы нет? Так что-то рыбки хочется!
Отец Валериан даже перестал со своими крупами возиться, только что вслух не фыркнул: «Ишь, рыбки ему!» А Дионисий вежливо отвечает:
— Нет, Вениамин Петрович, сегодня рыбу не готовили.
Только он так сказал, как дверь в трапезную распахивается, заходит трудник Петр и вносит на чистом листе копчёного судака:
— Вениамин Петрович, тут ребята отцу Савватию рыбку приготовили, так он благословил вас угостить!
Бизнесмен снисходительно кивает и спокойно ест судака. Отец Валериан от удивления дар речи потерял. А тот доедает кусок рыбы и опять громко спрашивает:
— А пирожков нет? Сейчас пирожков бы!
Дионисий опять вежливо отвечает:
— Нет, Вениамин Петрович, не пекли пирогов сегодня.
Отец Валериан уже на дверь косится. И что выдумаете? Тут снова дверь открывается, и заходит послушник Пётр с тарелкой, полной пирожков:
— Мама приезжала, пирожки привезла! Одному не справиться — налетайте, братия! Вениамин Петрович, угощайтесь, пожалуйста!
И Вениамин Петрович не спеша, с удовольствием ест пирожки и компотом запивает.
Отец Валериан опешил. Думает про себя:
— Это что ещё за скатерь-самобранка в нашей обители?! Прямо по щучьему велению, по моему хотению… За какие-такие заслуги?!
В общем, сплошное искушение, а не Вениамин Петрович! Поел, встал, помолился, снисходительно кивнул братии и пошёл себе из трапезной.
Отец Валериан свои дела келарские закончил и в храм отправился в очередь Псалтирь читать. У него очередь как раз перед всенощной была. Читает он, значит, Псалтирь за свечным ящиком, а сам мыслями по древу растекается — всё ему бизнесмен представляется. Не выдержал инок такого искушения, прямо за ящиком на колени опустился:
— Господи, вразуми, избавь от искушения и осуждения!
Слышит: дверь открывается, а кто в храм заходит — из-за свечного ящика не видно. Только слышно: поступь тяжёлая. Прошёл человек вглубь храма.
Выглянул отец Валериан из-за ящика, а это опять Вениамин Петрович. Подошёл прямо к Казанской иконе Божией Материи на колени встал. Икона та непростая, она явилась людям на источнике в восемнадцатом веке, в обители почитается как чудотворная.
Отцу Валериану теперь из-за свечного ящика и показываться неудобно, как будто он специально прятался. Не знает, что и делать. Смотрит за гостем, наблюдает: чего это он по пустому храму разгуливает, не дожидаясь службы? С добрыми намерениями зашёл ли?
А бизнесмен самоуверенный стоит на коленях перед иконой и молчит. Молчит-молчит, а потом вдруг всхлипывает громко, как ребёнок. А в пустом храме всё далеко разносится. И слышит инок, как Вениамин Петрович молится со слезами и повторяет только:
— Матушка… Матушка… Пресвятая Богородица… Ты мне как мама родная! Прости меня дерзкого грешника… Недостойного милости Твоей… Ты знаешь, как я люблю Тебя, Матушка! Знаешь, что не помню я своих родителей… Один, совсем один на земле… Только на Тебя, на Твою милость уповаю и на Сыночка Твоего, Господа нашего! Матушка, а я вот подсветку для храма сделал, старался очень… Хорошо ведь с подсветкой будет… И отец Савватий благословил, разрешил мне пожертвовать на обитель… Прими, Матушка, в дар! Прими от меня, недостойного!
Отец Валериан густо покраснел и на цыпочках вышел из храма. Встал на дорожке, как будто он только в церковь войти собирается. Стоит, ждёт, когда можно вернуться будет, дальше Псалтирь читать. Стоит и чувствует — а он никогда сентиментальным не был, — как дыхание перехватило и слёзы близко. Искренняя молитва, от сердца идущая, она ведь касается и того, кто слышит её.
Смотрит инок: старец Захария к храму тихонечко бредёт. Он всегда заранее на службу и в трапезную выходит, чтобы не опаздывать. Подошёл старец, только глянул на инока и как будто всё понял о нём. Улыбнулся ласково. А потом говорит как бы сам с собой:
— Да… Вот уж служба скоро… Знаешь, отец Валериан, я иногда за собой замечаю… Часто я людей по внешнему виду оцениваю… Иногда думаю про человека: какой он самоуверенный да надменный… И за что его только привечают в обители… А Господь и Пресвятая Богородица зрят в самое сердце. Человек-то, может, к Пресвятой как ребёнок к родной матери приезжает… От души на монастырь жертвует… И Она его утешает — ласкает, как младенца по голове гладит… Да… А я в осуждение впал…
— Отец Захария, простите, помолитесь обо мне!
И старец улыбнулся, благословил инока и положил ему на голову свою большую тёплую руку.
Из храма вышел Вениамин Петрович, как обычно сдержанный, суровый. Почтительно поклонился отцу Захарии, легонько кивнул отцу Валериану. И в этом лёгком кивке не было надменности. Просто небольшой дружеский поклон. И отец Валериан тоже дружелюбно поклонился в ответ.
А обитель потихоньку оживала: распахивались двери келий, слышались голоса братии — все собирались на всенощную.
Розпрягайте, хлопци, коней!
В монастыре количество трудников менялось в зависимости от времени года. Летом трудников было больше: хорошо в тёплую пору на свежем воздухе поработать, в реке после послушания искупаться. А зимой трудников обычно оставалось меньше.
И вот как-то, дело к лету шло, и трудники уже заполнили всю монастырскую гостиницу, отец Савватий благословил келарю, отцу Валериану, трёх работников в помощь: перебрать картошку прошлогоднюю, почистить овощной подвал.
Заходит отец Валериан в келью монастырской гостиницы, а там как раз три трудника сидят, чаи гоняют.
— Отец Валериан, посиди с нами! Мы вот тут про национальные особенности спорим!
— Это как?
— Да вот, какая нация самая умная?
— Какая самая умная — это я не знаю, а вот самая хитрая — хохлы! Был у меня друг, парень отличный, но вот хи-и-трый!
Тут один трудник и говорит мрачно:
— Так-та-а-к! А я, между прочим,