сырыми. Готовить еду – значит лишить её половины пользы. Она просто уходит в дым!

Он поднял руку.

– Человек – единственное животное на планете, которому приходится жарить или варить мясо и овощи, прежде чем съесть их. Но, если хочешь, я попрошу приготовить для тебя яйца по любому рецепту, который тебе нравится.

– Нет, спасибо, генерал. Мне хватит фруктов и овсянки.

Саров увидел стоящего в дверях Конрада.

– Конрад, ты сейчас мне не нужен. Встретимся днём.

Здоровый глаз Конрада недобро сузился. Он кивнул и вышел.

– Боюсь, Конрад тебя не любит, – сказал Саров.

– Ничего страшного. Мне он тоже не очень нравится.

Алекс посмотрел в сторону двери.

– Что вообще с ним такое? – спросил он. – Выглядит явно нездоровым.

– По сути, он должен быть мёртв. Он пострадал от взрыва бомбы, которую в тот момент нёс на себе. Конрад – настоящее научное чудо. В его теле больше тридцати металлических штырей. В черепе – металлическая пластина. В челюсти и большинстве суставов – металлическая проволока.

– Должно быть, металлоискатели в аэропортах из-за него с ума сходят, – пробормотал Алекс.

– Не советую тебе шутить с ним, Алекс. Он до сих пор надеется убить тебя. – Саров утёр губы платком. – Я, конечно, ему этого не позволю, но, раз уж разговор зашёл о таких неприятных темах, давай сразу озвучим определённые правила. Я забрал мобильный телефон, который нашли в твоём чемодане. Все телефоны в доме перед звонком требуют введения кода. Тебе запрещается общаться с внешним миром.

– Мои начальники могут волноваться за меня, – сказал Алекс.

– Судя по тому, что я знаю о мистере Бланте и его коллегах из Лондона, это маловероятно. Но на самом деле это неважно. К тому времени, когда они начнут задавать вопросы, будет уже слишком поздно.

Слишком поздно? Почему? Алекс понял, что до сих пор вообще ничего не знает.

– Каса-де-Оро со всех сторон окружён забором. По забору пропущен ток. Вход всего один, и он хорошо охраняется. Не пытайся сбежать, Алекс. Если ты попытаешься, тебя могут застрелить, а мне этого очень бы не хотелось. Завтра, боюсь, мне придётся переселить тебя в другое место. Как ты, скорее всего, отлично знаешь, я жду важных гостей, и лучше, чтобы у тебя было «личное пространство», как ты наверняка выразился бы. Ты можешь ходить где угодно по дому и территории, плавать в бассейне. Но, пожалуйста, не попадайся никому на глаза. Мои гости почти не говорят по-английски, так что подходить к ним бессмысленно. Если из-за тебя возникнет какая-нибудь неловкая ситуация, я тебя высеку.

Генерал Саров наклонился и насадил на вилку кусочек ананаса.

– Но хватит о плохом, – сказал он. – У нас впереди целое утро. Ты ездишь верхом?

Алекс задумался. Ему очень не нравилось кататься на лошадях.

– Приходилось, – сказал он.

– Отлично.

Алекс взял со стола дольку дыни.

– Я вчера спросил, что вам от меня нужно, – сказал он. – Но вы так и не ответили.

– Всему своё время, Алекс. Всему своё время.

После завтрака они вышли на свежий воздух, и Алекс понял, почему особняк получил своё имя. Он был построен из бледно-жёлтых кирпичей, которые на ярком солнце действительно выглядели золотыми. Дом был двухэтажным, но занимал немалую площадь; широкие каменные ступени вели в богато украшенный сад. Блант называл этот дом дворцом, но он был скорее элегантным, чем роскошным: изящные двери и окна, арки, резные балюстрады. Если смотреть на дом только снаружи, то можно было бы даже подумать, что он вообще не изменился с момента постройки – начала девятнадцатого века. Но территорию патрулировали вооружённые охранники, тут и там висели тревожные звонки, а на металлических подставках стояли прожекторы. Уродливые напоминания о современности.

Они прошли к конюшне, где их уже ждал конюх с двумя великолепными лошадями. Белый жеребец для Сарова, серая лошадь поменьше – для Алекса. Алексу никогда не нравилось ездить верхом. На последней конной прогулке он едва не погиб, так что с большой неохотой взялся за поводья и забрался в седло. Уголком глаза он следил за Саровым и сразу понял, что русский генерал – настоящий мастер верховой езды, он полностью контролировал своего скакуна.

Они не спеша направились вперёд. Алекс отчаянно пытался удержать равновесие и показать, что управляет лошадью. К счастью, лошадь, похоже, и сама знала, куда нужно идти.

– Когда-то это была сахарная плантация, – объяснил Саров, повторяя то, что Алексу уже рассказывала Трой. – Здесь трудились рабы. На Кубе и Кайо-Эскелето держали почти миллион рабов.

Он показал на башню.

– Это была наблюдательная вышка. В половине пятого утра звонил колокол, по которому рабы вставали на работу. Рабов привозили сюда из Западной Африки. Они здесь работали, а потом умирали.

Они проехали мимо низкого прямоугольного здания, расположенного в стороне от главного дома. Алекс заметил, что и единственная дверь, и все окна заколочены.

– Это барракон, – сказал Саров. – Дом рабов. Здесь спали двести человек, собранные в загон, словно животные. Если у нас будет время, я покажу тебе комнату для наказаний. Там до сих пор сохранились колодки. Можешь себе представить, Алекс, каково это – несколько недель или даже месяцев сидеть с цепями на лодыжках? Ты не можешь двигаться. Тебя мучают голод и жажда…

– Не хочу даже представлять, – ответил Алекс.

– Конечно. Западный мир предпочитает забыть о преступлениях, которые сделали его богатым.

Алекс с облегчением вздохнул, когда они перешли на лёгкий галоп. По крайней мере, это освободило его от необходимости говорить. По гаревой дорожке они добрались до берега моря. Посмотрев вниз, Алекс увидел, что лодка Гарсии до сих пор стоит на якоре на прежнем месте, и вспомнил об истинной природе человека, с которым ехал верхом. Саров дружелюбно разговаривает с ним. Ему, похоже, нравится принимать Алекса у себя в гостях. Но он убийца. Убийца, вооружённый атомной бомбой.

Дорожка закончилась, и лошади перешли на медленный шаг. Море тянулось справа от них. Каса-де-Оро исчез где-то позади.

– Я расскажу тебе кое-что о себе, – вдруг сказал Саров. – Нет, даже не «кое-что». Я расскажу тебе больше, чем кому-либо когда-либо говорил.

Он ненадолго замолчал.

– Я родился в 1940 году, – начал он. – Во время Второй мировой войны, за год до того, как немцы напали на мою страну. Возможно, именно поэтому я всегда был патриотом, всегда считал, что моя страна – важнее всего. Я служил ей бо́льшую часть жизни. В армии, сражаясь за то, во что верил. И я до сих пор верю, что служу своей стране.

Он натянул поводья и повернулся к Алексу. Тот остановился рядом.

– В