Александр Каменский идею посещения торжества одобрил: личное знакомство всегда полезно, особенно если удастся оказаться представленными и действующему мэру, и его конкурентам на выборах. Кто-нибудь из них станет первым лицом и будет руководить городом во время строительства пансионата, и не грех расположить их к себе заранее.

– Если нужно купить что-то из одежды для вечера – не стесняйтесь, – сказал на прощание брат. – Все должны видеть, что вы люди не бедные. Посол – лицо страны.

– Обойдемся, – хмыкнула Настя.

* * *

После обзора участков Настя и Коротков направились в гостиницу, посидели в ресторане и поднялись в свои номера, чтобы выбрать одежду для посещения театра. Пожалуй, она погорячилась, гордо заявив брату Саше, что они «обойдутся». Ее темно-серый брючный костюм имел вид вполне деловой и строгий, но ничего торжественного в нем не было. К нему бы украшения, хоть какие-нибудь… Но украшений она в эту поездку не взяла, ей такое даже в голову не пришло. Только обручальное кольцо, которое Настя никогда не снимала. Ситуацию мог бы спасти правильно подобранный шарфик или платок. Но где его взять в воскресенье во второй половине дня? В выходные дни обычно работают только бутики, цены в которых заставляют Настю содрогнуться и заплакать от горестного осознания того, что тридцать лет верной службы государству ничего в глазах этого самого государства не стоят. Магазины эконом-класса в воскресенье, как правило, закрыты. Дело даже не в том, что у нее нет денег, у нее и зарплата сейчас неплохая, и Александр перевел на их с Коротковым карточки более чем достаточную сумму, сказав, чтобы его посланники ни в чем себе не отказывали. Деньги у нее есть. Но и обида тоже есть. И эта обида не позволяет ей радостно тратить деньги на то, что, на ее взгляд, является избыточным и не жизненно необходимым.

Достав косметичку, она нанесла легкий макияж. Общий вид стал лучше, но ненамного.

Она постучалась в дверь, ведущую в номер Короткова.

– Юр, как у тебя?

– На похороны можно, – послышался из спальни его угрюмый голос. – Или в суд на скамью подсудимых.

Он появился в темном костюме и строгом галстуке. Светлая сорочка в едва заметную полоску положения не спасала.

– Мрачно и серьезно, – констатировала Настя. – И я не лучше. Что будем делать? Плюнем? Или попробуем что-то предпринять?

– Придется предпринимать, – вздохнул Коротков. – Мы должны произвести впечатление адекватных людей, с которыми можно иметь дело.

Они спустились вниз и нашли на стоянке свою машину. Водитель Володя, выслушав их просьбу, задумался ненадолго, потер мочку уха, потом радостно кивнул:

– Есть такое место! В воскресенье открыто и цены нормальные.

Он не ошибся: магазин, в который он привез Настю и Короткова, действительно работал, и цены в нем были более чем приемлемые. Коротков, первоначально нацелившийся только на галстук, раздухарился и купил вместе с галстуком вполне подходящую к случаю сорочку, Настя же обошлась на редкость недорогим, но необыкновенно элегантным шарфиком. Теперь оба выглядели достойно: в меру деловито – в меру празднично. Да и времени на дальнейшие улучшения внешнего вида уже не оставалось, они и без того опаздывали.

К театру подъехали на четверть часа позже, чем договаривались с Инной. Помощница Петра Сергеевича с невозмутимым видом ждала их у входа и сразу же проводила в просторное фойе и подвела к Ворожцу, оживленно беседующему с небольшой группой мужчин и нарядно одетых дам. Началась процедура представлений и знакомств, мелькали лица, имена, должности и регалии… Начало торжественной части откладывалось: ждали мэра. Наконец, к Ворожцу подлетел полный невысокий мужчина в смокинге и что-то шепнул на ухо.

– Господа, прошу в зал, – широко улыбнулся Ворожец. – Константин Кириллович приехал, будем начинать.

В сопровождении Петра Сергеевича Настя и Юра прошли в ложу дирекции, оценили вазу с фруктами и бутылки с напитками на столике в аванложе и заняли места в первом ряду. Ворожец извинился за то, что вынужден их покинуть:

– Мое место, к сожалению, в президиуме. – В его голосе звучал нескрываемый сарказм. – Мне будут говорить спасибо, а я буду с умным видом кивать и улыбаться.

Зрительный зал быстро заполнялся, и людей, одетых весьма обычно, оказалось больше, чем тех, кто принял во внимание пресловутый дресс-код. В их ложе расположились еще четверо приглашенных, но сразу же после вступительного слова, произнесенного директором театра – тем самым полным мужчиной в смокинге, они переместились в аванложу и что-то бурно обсуждали.

Директор предоставил слово мэру Вербицка Константину Кирилловичу Смелкову, и Настя с интересом принялась наблюдать за главой города. Очень привлекательный. Моложавый. Отличная осанка. Легкий шаг. Густые волосы. Гладкое лицо. Неужели ему пятьдесят три года? Или пятьдесят два? Он не может быть моложе Ворожца, они ведь одноклассники. А выглядит мэр Вербицка лет на сорок пять максимум. Хорошо поставленный голос. Обаятельнейшая улыбка. Говорит без бумажки, от души. Или из головы? Впрочем, это не важно. Важно, что без бумажки. И слова произносит человеческие, добрые, а не докладывает с дежурным пафосом об успехах и достижениях в деле развития культуры. О том, что такое театр в нашей жизни. О своих первых театральных впечатлениях, когда бабушка приводила его на детские спектакли. О самоотверженном труде всех тех, кто в экономически непростой период поддерживал и поддерживает жизнь сцены.

Глядя на этого человека и слушая его выступление, как-то трудно представить Константина Кирилловича строительным рабочим…

Она бросила взгляд на Короткова, сидящего рядом: хороший костюм, запах дорогого парфюма.

– Юр, – шепотом спросила она, – ты до школы милиции чем занимался?

– В армии служил, – тоже шепотом ответил он. – А что?

– А до армии? Между десятым классом и армией?

– В гараже слесарил, у меня ж ПТУ было… Да я тебе сто раз рассказывал. Забыла?

– Забыла, – виновато призналась она. – Теперь вспомнила.

Мальчик из ПТУ. Слесарь в гараже. Молоденький лейтенант в новеньких погонах с двумя сияющими звездочками. Полковник милиции. Директор пансионата, имеющий возможность позволить себе дорогие костюмы и разбирающийся в проблемах водоснабжения и электросетей… Сорок лет – долгий путь. Через сорок лет ты уже не изменившийся человек. Ты просто другой человек. Совсем другой. Почему-то вспомнился фильм по роману «Побег из Шоушенка» Стивена Кинга. Герой Моргана Фримена, отсидевший сорок лет из пожизненного срока за преступление, совершенное в далекой юности, на комиссии по условному освобождению отвечает на вопрос, перевоспитался ли он: «Перевоспитался ли я? Сожалею ли я о том, что сделал? Вспоминаю, каким я был молодым глупым пацаном… Мне жаль, что я не могу поговорить с ним, я бы попытался вразумить его… сказать ему, что его ждет в будущем. Но я не могу. Этого мальчика уже нет. Остался только этот старик».

И мэр Смелков теперь другой, совсем не похожий на того парнишку с лопатой, который строил Вербицкую звероферму. Того парнишки уже нет. Интересно, какие слова сегодняшний уверенный и успешный Константин Кириллович мог бы сказать себе семнадцатилетнему?