старый мир, где живем и действуем мы» (70,61,80). И хотя Рим «продолжал руководиться старой, провинциальной, мещанской, позитивной моралью», Блок полагал, что это происходило «накануне того времени, когда в мир пришла новая мораль» (78). А римской культуре «через несколько десятков лет был произнесен навеки и бесповоротно приговор на другом суде – на суде нелицемерном, на суде Иисуса Христа» (73). Заговор Катилины, по утверждению Блока, предвозвестил куда более масштабные изменения, которые принес в римский мир Иисус – в этом и кроется значимость Катилины:

В его [Катилины] время подул тот ветер, который разросся в бурю, истребившую языческий старый мир. Иго подхватил ветер, который подул перед рождением Иисуса Христа, вестника нового мира.

Только имея такую предпосылку, стоит разбираться в темных мирских целях заговора Катилины; без нее они становятся глубоко неинтересными, незначительными, ненужными; исследование их превращается в историческое гробокопательство филологов (71)[247].

В своей чувствительности к приближающимся изменениям, принесенным ветром Христа, Катилина заслуживал сравнения с русскими большевиками, которые тоже выступали против устоявшегося порядка и олицетворяли для Блока силу масштабных перемен, которая должна была распространиться по всему загнивающему Западу. В дневниковой записи от 11 января 1918 года Блок говорит: «Европа (ее тема) – искусство и смерть. Россия – жизнь» (7: 318)[248].

В написанном в мае 1918 года письме (оставшемся неотправленным) к Зинаиде Гиппиус, которая была в ужасе оттого, что Блок принял большевистский режим, он подтвердил свое мнение о гибели Европы и старой России и приходе новой эры:

Неужели Вы не знаете, что «России не будет» так же, как не стало Рима – не в V веке после Рождества Христова, а в 1-й год I века? Также – не будет Англии, Германии, Франции. Что мир уже перестроился? Что «старый мир» уже расплавился? (7: 336)[249]

Как он объяснил в одной из работ, «той России, которая была, – нет и никогда уже не будет. Европы, которая была, нет и не будет… Мир вступил в новую эру. Та цивилизация, та государственность, та религия – умерли. Осуждены теперь присутствовать при их гниении и тлении» (6: 59).

Таким образом, мир Блока переживал весьма болезненный момент истории. Революция большевиков по своей мощи была сродни зарождению христианства. По мнению Блока, Российское государство и Европа были теперь обречены на гибель революцией и всем, что та олицетворяла, как когда-то Древний Рим обречен был на преобразование рождением Христа. Дальнейшие события должны были определить, насколько полно реализуются изменения, о которых мечтал Блок. Он верил, что ответ в руках граждан России и мира, которым нужно осознать метаморфозу как таковую, чтобы оценить и поддержать произошедшее преобразование. В написанной в январе 1918 года статье «Интеллигенция и революция» он взывал к своим соратникам-интеллектуалам: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием – слушайте Революцию» (6: 20)[250]. В «Катилине» он назвал римского мятежника «революционером всем телом и всем духом» (68). Исследование блоковского образа Катилины углубляет наше понимание изменений, которые он надеялся увидеть в своих часто беспечных современниках, и проливает свет на образы жестоких, но превозносимых им красногвардейцев из поэмы «Двенадцать» – мятежников, представленных как собратья Катилины по оружию в борьбе с русско-римским государством.

Революционный гнев

Что же вы думали? Что революция – идиллия?

Александр Блок.

Интеллигенция и революция (1918) (6:16)

В «Катилине» Блок описал революцию как ветер, не зависящий от человеческих желаний. «Ветер поднимается не по воле отдельных людей, – написал он, – отдельные люди чуют и как бы только собирают его» (70)[251]. Он разделил этих восприимчивых индивидов на две группы: «одни дышат этим ветром, живут и действуют, надышавшись им», а «другие бросаются в этот ветер, подхватываются им, живут и действуют, несомые ветром» (70). Первая группа, по его представлениям, включала писателей и художников, которые «таятся и не проявляют себя во внешнем действии, сосредоточивая все силы на действии внутреннем». Вторая – активных революционеров, которым «необходимо бурное, физическое, внешнее проявление» (70). Обе группы «одинаково наполнены бурей» и одинаково «сеют ветер» и стремятся «разрушить правильность, нарушить порядок жизни» (70). Катилина, по мнению Блока, принадлежал ко второй.

Рис. 11. Чезаре Маккари. «Цицерон обличает Катилину перед Сенатом», 1888

Однако революционные заслуги Катилины не обеспечили лестного отображения. Блок во многом согласился с неприглядным физическим описанием римского революционера, сделанным Саллюстием: «Вот почему лицо его было без кровинки, блуждал его взор, то быстрой, то медленной была походка. Словом, в выражении его лица сквозило безумие» [Саллюстий 1981: 12][252]. По мнению Блока, Катилина сочетал в себе пороки своего времени и «довел их до легендарного уродства» (69). И, несмотря на свои недостатки, Катилина решительно открыт ветру революции: «он был создан социальным неравенством, вскормлен в его удушливой атмосфере» (68)[253]. Благодаря знанию своей среды Катилина, при всем его беспутстве, является революционером, готовым в любой момент разрушить все вокруг. Когда он слышит первую речь Цицерона против себя (рис. 11), по мнению Блока, происходит трансформация: его «обуяла ярость, которая не знает пределов» (75). Далее Блок пишет: «Брань не повисла у него на вороту; ему помогло стряхнуть тяжесть и обуявшее его неистовство; он, как бы, подвергся метаморфозе, превращению» (84). «Ему стало легко, – поясняет Блок, цитируя Марсельезу[254], – ибо он “отрекся от старого мира” и “отряс прах” Рима от своих ног» (84). И затем следует вывод:

Это – тот же Катилина, недавний баловень львиц римского света и полусвета, преступный предводитель развратной банды; он идет все той же своей – «то ленивой, то торопливой» походкой; но ярость и неистовство сообщили его походке музыкальный ритм; как будто, это уже не тот – корыстный и развратный Катилина; в поступи этого человека – мятеж, восстание, фурии народного гнева (85).

Таким образом, именно взрывная ярость Катилины делает его революционером и превращает его в выразителя народного гнева и действующую силу изменений. Он теперь не просто чувствует ветер – Катилина через свой гнев становится полноправным участником безжалостного и неизбежного разрушения статус-кво.

Оглядываясь на анализ послереволюционной жизни, проведенный Блоком, вспоминаешь о том, что он предсказывал исчезновение не только самодержавия, но и самой концепции национальных государств и всего «старого» мира, известного ему и его современникам. Блок предполагал, что революционный ветер принесет смерть этим устоявшимся понятиям. Когда Катилина пересекает черту, вступая в царство революции, он становится частью новой сферы бытия, непостижимой