руку Меншикову и характер француза: нетерпимый, насмешливый, порой высокомерный. Все жалуются. Даже прибывший с ним декоратор и резчик Пино доносит: трудно все время терпеть «излюбленные насмешки» Леблона,

Кажется, только Трезини умеет ладить с ним. Не впутываясь в интриги, не влезая в склоки, он спокойно занимается своими делами. А если к нему обращаются за советом или помощью, не отказывается. Вместе с тем Доминико понимает, что ему есть чему поучиться у Леблона. Добрососедские отношения всегда лучше вражды. А для Леблона полезны советы петербургского «долгожителя».

Мария Трезини охотно раскрывает Марии Леблон маленькие хозяйственные тайны. Муку и крупу лучше всего покупать в начале зимы, когда большой привоз. А вот весной и осенью все дороже. Завоза нет. Тогда же следует покупать дичь: рябчиков, глухарей, тетерок. Зимой большого глухаря можно купить за восемь копеек. А если брать сразу несколько десятков, то можно и дешевле. Впрочем, дичь надоедает. Надо обязательно иметь своих гусей и кур. Рыбы здесь очень много, но самая вкусная называется хариус.

Зимой рано утром и поздно вечером старайтесь не выходить из дома. Волки забегают в город. Стаями по тридцать и больше голов. Рвут собак, нападают на лошадей и даже на людей. Не так давно напали на стражника у Летнего дворца. К нему бросился второй на помощь, и его загрызли. А совсем недавно на Васильевском, близ дворца князя, волки угром напали на молодую женщину…

Мужчины пьют вино, говорят о делах. В этом климате можно строить только летом. Полгода пропадает зря. Весной и осенью, когда идут дожди, совсем плохо. Дороги раскисают: ни проехать ни пройти. Этой весной, например, сообщает Доминико, пришлось разломать десяток старых барок, чтобы настелить на Васильевском дорожки к дворцу князя… Да и с материалами очень трудно. Не хватает кирпича, леса. А работники готовы украсть даже самую маленькую дощечку…

У Леблона много вопросов. Царь поручил ему подготовить план строения всего Петербурга. Кто же лучше кавалера Трезини может ему помочь? Что-то посоветовать, подсказать…

Наконец в январе 1717 года Леблон завершает свой проект застройки Петербурга. Отправляя его в Европу, где царь лечится, зодчий диктует переводчику, чтобы тот в правой нижней части написал: «За скорым отъездом курьера я не успел сам сделать план ситуации Санкт Петербургской и принужден был регламентировать по планам, которые я получил от господина Трезини…»

Отдать свои чертежи, свой труд можно только человеку, которого ты уважаешь и к которому хорошо относишься. Трезини прекрасно понимает, сколь талантлив Леблон и как он нужен Петербургу. Нет, не своим характером и манерой поведения, а полетом мысли, архитекторской фантазией, мастерством. У такого зодчего надобно учиться. Ему следует воздавать должное.

Пока курьеры скачут через всю Европу, Леблон в нетерпении ожидает высочайшего одобрения. А Трезини по-прежнему занят повседневной работой — исполняет наказ царя. День за днем он следит, как размечают направление будущих каналов на Васильевском острове, как расчищают участки под будущие дома, рубят просеки, копают канавы для осушения земли. Он верит в необходимость своего дела и потому исправно отправляет его.

Замысливая будущий Петербург, француз мечтал о создании идеального города. Красота, удобство и польза должны слиться в нем воедино. Мощная стена с бастионами опояшет столицу, защитив Адмиралтейскую сторону, уже застроенную часть Городового острова и Васильевский — главный в будущем городе. Здесь будут созданы три большие красивые площади, три общественных центра. Один — открытый в сторону моря. Вокруг него поднимутся здания государственных учреждений: Сенат, Коллегии, городская ратуша. А в центре — памятник Петру. Вторая площадь — там, где будет стоять дворец государя. И наконец, третья, неподалеку от дворца Меншикова, — центр наук и искусств.

Госпитали, кладбища, богадельни — все, что омрачает или портит общую картину, — все вынесено за городскую стену. Только красивые дома, сады, фонтаны, прообраз будущих стадионов — площадки для экзерциции молодым людям, «через которые бы удержать их от непотребства», — остаются в городе.

Петербург между тем уже живет своей жизнью, разметавшись вверх по Неве и за Мойку. Вельможи обжили свои великолепные дворцы и вовсе не собираются покидать их. А многие из этих дворцов, среди них Летние дома Петра и Екатерины, оказались на плане Леблона за городской стеной. И нужна ли вообще эта стена, когда шведы далеко отогнаны и на севере, и на западе…

Многие в Петербурге с нетерпением ожидают: что скажет Петр Алексеевич, увидя план Леблона. Тогда определится их судьба и судьба города. Решения царя приходится ждать долго. Расстояния огромные. Скорости маленькие. До Москвы добираются на седьмые сутки. А до Архангельска — на восьмые. В далекий сибирский Тобольск государев указ везут семьдесят суток. О важных событиях из Европы узнают через месяц или более.

Ответ из Голландии пришел только в начале мая. Письмо подписано 29 марта: «О строении на Васильевском острову. Велеть ныне строить домы по берегу против первого чертежа, который мы в бытность нашу в Петербурге подписали…» План Леблона отвергнут. Победил трудолюбивый Трезини. А может, тайно сыграл свою роль Меншиков, невзлюбивший француза?

Андрей Нартов, талантливый механик, один из ближайших помощников Петра, в 1727 году написал свои воспоминания, среди которых есть очень важная для нас история. О том, как царь после возвращения из-за границы отправился на Васильевский остров: «Его Величество, взяв с собой прибывшего из Парижа, в службу принятого, славного архитектора и инженера Леблона… поехал в шлюпке на Васильевский остров, который довольно уже был построен и каналы были прорыты; обходя сей остров, размеривая места и показывая архитектору план, спрашивал: что при таких погрешностях делать надлежит. Леблон, пожав плечами, доносил: „Все срыть, Государь, сломать, строить вновь и другие вырыть каналы“. На что Его Величество с великим неудовольствием сказал: „И я думал тожь“. Государь возвратился потом во дворец, развернул паки план, видел, что по оному не исполнено, и что ошибки невозвратные, призвал князя Меншикова, которому в отсутствие государево над сим главное строение поручено было, и с гневом грозно говорил: „Василия Корчмина батареи лучше распоряжены были на острову, нежели под твоим смотрением нынешнее тут строение. От того был успех, а от сего убыток невозвратный. Ты безграмотный ни счета, ни меры не знаешь. Черт тебя побери и с островом!“ При сем подступил к Меншикову, охватил его за грудь, потряс его столь сильно, что чуть было душа из него не выскочила, и вытолкнул потом вон. Все думали, что князь Меншиков через сию вину лишится милости; однако государь после пришел в себя, кротко говорил: „Я виноват сам, да поздно; сие дело не Меншикова; он — не строитель, а разоритель городов“».

Из этого предания можно уяснить, что царь не посчитал Трезини виновным в содеянном. Увидел: по плану