— Андрей Юрьевич, вам можно возразить так: это же ваш народ. Довели его до нищеты, а теперь нос воротите. Нечего-нечего. Пусть бродят, пусть выпивают. Чтобы депутаты не забывали, чьи интересы защищают.

— Я не знаю, кто кого довел до нищеты, но бедность может быть и трезвой. Не уверен, что так выглядит весь наш народ, но вот о парламенте эти субъекты создают превратное впечатление — у наших гостей, иностранцев, региональных делегаций, школьников, наконец. Даже если у нас страна вся спилась, это не значит, что должен уходить в запой и парламент. Хотя я подозреваю, что некоторые публичные высказывания и законодательные инициативы осуществлялись явно не по трезвянке.

— После вашего предложения Дума еще не раскололась по алкогольному признаку?

— Решение будет принимать комитет по регламенту. Но если бы по этому вопросу проводилось голосование, меня безусловно поддержали бы все женщины-парламентарии. Думаю, «за» были бы СПС и «Яблоко» — в наших фракциях люди слабопьющие и не водку. Что касается остальных, тут я не уверен.

— А правду говорят, что в барах продают коньяк в кофейных чашечках?

— Я тоже слышал об этом. Идите проверьте.

Вместе со знакомым помощником депутата мы спустились в буфет на первом этаже. Обычный думский прием — коньяк вместо кофе — на этот раз не прокатил. Буфетчица сделала лицо типа «сами понимаете».

— Мы теперь в розлив не продаем, — сказала буфетчица. — Хотите — покупайте целую бутылку, а стаканчики я вам дам. На здоровье.

В подчинении МВД находится около 1,5 миллиона человек. Это больше, чем в Вооруженных силах, численность которых составляет 1,1 миллиона человек. Плюс 55 тысяч прокурорских работников. На протяжении последних лет эта цифра неуклонно росла. В целом количество милиционеров и прокурорских работников в России уже вдвое превышает их число во всем бывшем СССР.

В сопоставимых с Москвой по территории и населению Лондоне, Нью-Йорке или Токио за порядком следят по 30–40 тысяч полицейских. Численность же московской милиции превышает 150 тысяч человек.

Государственное финансирование по статье «Безопасность и правоохранительная деятельность» ежегодно увеличивается на 25 %. В 2005 году Россия потратила на милицию и спецслужбы 388,3 миллиарда рублей. Несмотря на это, уровень преступности, а также показатели милицейской коррупции также неуклонно растут.

Для специалистов по криминалистике в этом нет ничего удивительного. Преступность всегда растет вместе с увеличением работников правоохранительных органов. Причина проста: милиционеры сами в этой преступности заинтересованы. Не будет преступности — не будет надобности в милиционерах — не будет финансирования. Потому что при нынешнем положении милиции платят не за спокойствие на улицах, а за раскрываемость. Чтобы раскрыть рекордное количество преступлений, эти преступления должны быть. И они должны быть легко раскрываемыми. Милиционерам преступники нужны как воздух — а если их нет, то их назначают. В итоге «мусарни» уже давно превратились в цеха по производству показателей. Как следствие — в России отсидел в тюрьме уже каждый четвертый взрослый мужчина.

Кроме преступности, милиционерам нужны деньги. Государственная зарплата мала, и ожидать ее существенного повышения в ближайшее время не приходится: при такой численности правоохранительных органов этого не достичь никаким увеличением финансирования. Приходится, как в том анекдоте, получить дубинку и крутиться как хочешь. Милиционеры давно справились с организованной преступностью в стране и успешно подменили ее собою. Крышевание коммерческих (в том числе и нелегальных) структур, вымогательство денег за закрытие сфабрикованных уголовных дел, заказные уголовные дела, наемные убийства, сотрудничество с рейдерами, покровительство наркоторговле — все это дает работникам милиции неплохой дополнительный заработок.

«Знаете, как я бы искоренил преступность в нашем районе? Я бы поджег здание РУВД с четырех углов и сделал бы так, чтобы никто не выбежал». Эту фразу я услышал в одном райцентре не очень далеко от Москвы. Угадайте, кто мне ее сказал? Работник ФСБ из этого же района. А знаете почему он это сказал? Потому что ему до смерти надоело разрабатывать совместные антинаркотические операции против местного табора. Все они заканчивались провалом: менты сливали цыганам информацию на раз-два.

Прошли те времена, когда милиционер мог на все эти обвинения ответить: «А что мне делать? Мне семью кормить надо!» В милиции остались считаные единицы тех, кто приходил честно служить, а оказался перед выбором: или быть скотом и жить, или быть человеком и голодать. Сегодня молодой парень, который идет работать в милицию, не может не отдавать себе отчет, чем ему придется зарабатывать.

Я знал нескольких честных милиционеров. Они постоянно мотались в Чечню. Потому что как только они начинали бороться с преступностью, у них тут же возникали проблемы с начальством. Про них коллеги так и говорили: «Испугался и уехал в Чечню».

Стоит ли удивляться, что уровень доверия граждан к милиции стремительно приближается к нулю. В 2004 году социологи из Аналитического центра Юрия Левады по заказу Фонда «Общественный вердикт» провели несколько масштабных всероссийских исследований. Результаты ошеломили даже конченых скептиков.

Лишь 1,5 % россиян считают, что проблемы беззакония со стороны правоохранительных органов в нашей стране не существует. Более 80 % опрошенных называют эту проблему «очень серьезной» или «довольно серьезной».

Больше 70 % опрошенных на вопрос «Можете ли вы или ваши близкие пострадать от произвола правоохранительных органов?» ответили фаталистическим «это вполне может произойти». Противоположный ответ — «это совершенно исключено» — отчеканили лишь 3 % респондентов.

77 % медперсонала бригад «Скорой помощи», 87 % врачей травмопунктов приходилось оказывать медицинскую помощь пациентам, пострадавшим от действий людей в синей форме.

Обращаться за помощью в государственные охранительные структуры (суд, прокуратуру) не станут 60 % россиян — они уверены, что там защиты не найдут. А на более общий вопрос — «Можно ли в России законными методами восстановить свои права, нарушенные судом?» — «нет» ответили 70 % участников исследования.

Парадокс в том, что милиция и сама недовольна существующим положением вещей. Все-таки чувствовать себя сукой никому не приятно. Правоохранительной сфере требуется коренная реформа. Но реформировать себя самому еще никому не удавалось. Это только барон Мюнхгаузен смог вытащить сам себя за волосы из болота. Милиционер для этого не годится. У него и задница толще, и волосы бобриком.

Иногда мне кажется, что нашу милицию спасут только массовые народные погромы. Дай бог, чтобы я ошибался и мой сын когда-нибудь пошел бы работать в милицию.

Июнь 1999 года. Татарстан, город Казань:

Беспрецедентное разбирательство состоялось в Верховном суде Татарстана. Квалификационная коллегия судей решала судьбу члена Верховного суда Анатолия Матвеева. В конце мая одиннадцатилетний подросток привел в действие сигнализацию принадлежащего судье «Понтиака» стоимостью 40 тысяч долларов, пнув его ногой по колесу и нарисовав пальцем на дверце букву «л». Судья поймал школьника, отнес на помойку и засунул в мусорный бак.