Терпимо относились в те времена только к высокопоставленным дамам, которые лишь отчасти вышли за рамки своей социальной роли: они писали, не отказываясь от правил, позволявших сохранить хорошую репутацию. Даже другая Сульпиция — Каленова, — хотя и писала о любви, но только супружеской! От всех этих необычайных женщин до нас дошли почти исключительно имена.

Агриппина Младшая, мать Нерона, — единственная женщина, о которой известно, что она написала и опубликовала мемуары (commentarii) о самой себе и о своей семье, идя по стопам Августа, Тиберия и Клавдия. Этот литературный жанр обычно использовали мужчины, делавшие политическую карьеру и желавшие продвинуться дальше: они якобы день за днем вели записи о своих делах. Нет никаких причин думать, как полагают иные, что записки Агриппины были скандальной хроникой жизни двора и императорской фамилии, видеть в них источник всех скабрезных анекдотов в последующих историях: вероятно, Агриппина желала поднять себе цену, показав свою роль по отношению к Нерону и в управлении государством. Во всяком случае, Тацит и Плиний Старший читали этот текст.

Государство не принимало никакого участия в культурной жизни Рима, поэтому последняя, безусловно, нуждалась в покровительстве сильных мира сего, которые либо прямо финансировали строительство зданий культурного назначения или театральные представления, либо принимали в свои фамилии художников, писателей, поэтов, философов, врачей и ученых. Ясно, что их протеже в большей или меньшей мере терял свободу, поскольку не был с покровителем в равном положении, даже если между участниками договора царила истинная дружба: клиент жил у патрона в доме или ходил в гости, получал деньги; патрон обеспечивал распространение книг протеже, расхваливал его художественные или поэтические творения, устраивал чтения литературных сочинений, ставил его драмы, исполнял музыку. Но, как и всякий клиент, протеже нес тягостные повинности перед патроном: ежедневные приветственные визиты (salutatio), обязанность составлять ему компанию, вести беседу, создавать на заказ произведения к важным событиям в его семье и карьере, так что слава одного служила славе другого. В культурных отношениях такого типа участвовали преимущественно мужчины. Меценат — друг и помощник Августа — так хорошо играл эту роль, что его имя стало нарицательным и породило слово «меценатство»; ни с одним из женских имен ничего подобного не произошло. Тем не менее бывало, что и женщины покровительствовали искусству и художникам — впрочем, очень редко. Что их подталкивало к этому, почему это было возможно? Рассмотрим два примера: из истории императорской фамилии и из частной жизни.

При дворе женщины были и всех свободнее, поскольку богаче и ближе к источнику власти, и всех связаннее, поскольку их жизнь была у всех на виду. Так было и с Октавией — сестрой Августа, женой Гая Клавдия Марцелла, а потом Антония, матерью Марцелла. Она прославилась как образец традиционных достоинств жены, матери и наставницы, была воспета за ум и красоту. Восхваляли ее и за то, что она была до некоторой степени посредницей между Августом и зодчим Витрувием (выпросила для последнего синекуру, которая дала ему досуг для размышлений, чтобы написать сочинение «Об архитектуре»), за то, что ее даром стала греческая и латинская библиотека в портике Октавии, носившая имя Марцелла (он был первым наследником, избранным Августом, но умер девятнадцати лет в 23 г. н. э. через два года после брака с Юлией). Возможно также, что стоический философ Афинодор Тарсийский посвятил ей одно из своих сочинений. Общество признало за этой безупречной, богатой и образованной вдовой право играть мужскую роль в культурной жизни, поскольку это нимало не портило традиционного образа римской матроны.

У поэтов Марциала и Стация было много покровителей: первый перечисляет добрую сотню, второй — восемнадцать имен. Среди них и Аргентария Полла. В ее биографии есть пробелы, но она, во всяком случае, была вдовой поэта Лукана, покончившего с собой по приказу Нерона в связи с так называемым заговором Пизона. В связи с годовщиной его смерти — вероятно, в год пятидесятилетия Лукана, то есть в 89 г. н. э., — она заказала Стацию сочинение в жанре, напоминающем гороскоп («генетлиак»), а Марциалу три эпиграммы. Эти стихи восхваляли не только покойного поэта, но и Поллу — добрую супругу, верную вдову, красавицу и умницу. Об отношениях поэтов с этой дамой прямо говорится в эпиграмме Марциала X, 64, датированной 98 г. н. э.: в ней он называет ее «царицей» (regina), что свидетельствует о величайшем почтении нищего поэта к своей покровительнице. Возможно, что ее роль была еще больше, чем говорят эти факты, и способствовала престижу самой Поллы. Заказчицей Марциала была также Муммия Нигрина — жена, а потом безутешная вдова наместника Каппадокии и Галатии Луция Антистия Рустика, скончавшегося в своей провинции в 93 или 94 г. н. э. Живя в Риме, Марциал пытался стяжать благосклонность некоей Сабины — жительницы Атесты в Цизальпинской Галлии. В 98 г., когда он вернулся к себе на родину в Бильбилис, «госпожой» и в каком-то смысле хозяйкой поэта стала его землячка Марцелла, подарившая ему маленькое поместье, где он и закончил свои дни без тревог, хотя и не без горя. Эти четыре имени не должны вводить в заблуждение: они все связаны с Марциалом, который явно попрошайничал больше других, и не дают возможности сделать общие выводы о роли женщин в культурном меценатстве. В то же время, как увидим ниже, их благотворительность могла принимать и другие формы, связанные с политической деятельностью и общественной жизнью.

Римляне, следуя Аристотелю, были убеждены, что между мужчиной и женщиной есть радикальное отличие по природе. Это отражалось и на разделении труда. Согласно Колумелле, «домашние работы предназначены для женщин, полевые же исключительно для мужчин. Таким образом, бог поручил женщине попечение о делах домашних, сделав ее неприспособленной для других дел». Итак, природа и культура согласны между собой — таков был принцип. Что же на практике?

Овидий не горел желанием вновь видеть в Риме дебелых краснощеких матрон, занимавшихся только работой по дому. Но стоило уехать подальше от города, и возможность повстречать таких представлялась все чаще. В Англии на раскопках в современном Фрочестер Корте в саду сельской виллы обнаружено много женских булавок — это доказывает, что женщины там работали. Более того, недавно в Испании в результате раскопок обнаружена семейная ферма, а в ней скелет женщины лет сорока пяти — пятидесяти (VI–VII), ясно показывающий, какую тяжелую жизнь она вела: известковый нарост в области таза может быть связан с кистой или маточной лиомиомой (доброкачественной опухолью); многочисленные, плохо сросшиеся переломы обоих предплечий, остеофитозы (патологические костные образования) грудных позвонков и энтезопатия (костные наросты в месте прикрепления связок) коленей доказывают, что она занималась тяжким трудом.

Овидий не желал также, чтобы его жена умягчала шерсть, управлялась с ткацким челноком, сматывала пряжу, выводила пятна с одежды, составляла краски для домашних тканей. Ювенал выражает гнев и презрение в адрес женщин своего времени, но не заблуждается и на счет им же представленного традиционного образа прошлого. Кто бы умилился, увидев женщин, кашляющих от чада, питающих вздувшимися и отвисшими грудями уже больших детей, варящих похлебку в огромных чанах? Сатирик убежден, что назад возврата нет, но он предан старинным семейным ценностям и желал бы, как и большинство его современников, чтобы новый мир перенял их. Продолжали твердить, уже не веря в это, что непрестанный труд помогает женщинам хранить целомудрие, защищает от кокетства и беспутства, позволяет избежать лишних трат. По мере урбанизации Рима, интернационализации империи и притока новых рабов этот стереотип становился все менее применим к жизни: разрыв между идеалом и действительностью возрастал. Знатная римская матрона имперской эпохи все еще могла величаться в эпитафии почетным эпитетом lanifica (пряха), могла исполнять обязанности (officia) хозяйки дома, но уже и речи не шло, чтобы она все это делала своими руками; в крайнем случае она выставляла напоказ какой-нибудь символ домашней работы или, из уважения к своему сану, училась прясть, как дочь и внучка Августа; пожалуй, она могла наблюдать за домашними слугами в городе и в деревне, но реальная ответственность лежала на ее заместительнице, ведавшей конкретными работами (opera) — управляющей (vilica).