Риз постучал по бортику, и Юдифь отдернула занавеску.

— Старик говорит, что ты ведешь себя неприлично, — заметил он. — Я думал, ты актриса получше. И еще — он счел тебя любовницей милорда.

Юдифь коротко, неприлично улыбнулась ему той самой улыбкой, которую он впервые увидел в спальне дома на Ломбард-стрит, над телом мертвой роженицы.

— Я больше, чем любовница, — сказала она убежденно. — Я ему сестра.

«Я равна ему, а ты никогда не будешь», — так услышал Риз.

Ризу вдруг стало понятно, почему Юдифь намекала на ревность: она ревновала сама. Но ее ревность его не трогала. Он не считал себя равным Грачу и никогда не претендовал на это. Но вот признавать эту женщину выше себя — отказывался.

— Как ты собираешься общаться с сестрами-госпитальерами, даже если их найдешь? — поинтересовался он, не обратив внимания на ее подначку. — Та, маленькая, тебя просто ненавидит за то, что ты ее преследуешь. Да и Картер явно не будет в восторге от того, что ты от них сбежала.

— Грубым мужланам не понять возвышенных отношений, — ответила Юдифь весело и задернула шторку паланкина.

* * *

Госпитальерское поместье — приземистый трехэтажный дом, крытый черепицей, вокруг которого сбились в кучу разномастные хозяйственные постройки — возникло перед ними из-за поворота дороги. Ясным солнечным днем, когда рабочие все были в полях, по поместью разливались тишина и покой: изгородь перевивал дикий виноград, над цветами клевера и люцерны порхали желто-белые бабочки и, низко гудя, вился над кустом шиповника одинокий шмель.

Однако по двору разносился глухой стук топора: яростные, жесткие удары, словно кто-то вымещал на несчастных деревяшках всю злобу мира.

Когда орденский послушник в сутане отпер им тяжелые кованые ворота, удары топора смолкли, но Риз даже не удивился, увидев сестру Шоу. Она стремительно шагала им навстречу в промокшей от пота камизе, будничных шерстяных шоссах и босиком, словно крестьянка.

— Ого, — сказала она, окинув взглядом Риза и Фаско, Грача и паланкин. — Знакомые все лица. Ну, с чем пожаловали?

— Ни слова не скажем, пока нас как следует не напоят, — Фаско демонстративно похлопал по пузу и подмигнул Шоу. — Я слышал, тут выращивают добрые вина.

Та только глаза закатила.

— Моя племянница, — Грач указал глазами на паланкин, — желает побеседовать с досточтимой и благороднейшей сестрой Картер о вере, а я с моим помощником ее сопровождаю.

Шоу покосилась на послушников и слуг, выбежавших во двор, чтобы позаботиться о лошадях, и сказала:

— Отлично. Идите тогда в дом, я позову Джоселин.

Тут Юдифь отодвинула занавеску паланкина, и Шоу моментально перекосило.

— Ты! — прошипела она.

Риз хмыкнул, припомнив «грубых мужланов», однако Юдифь это неласковое приветствие совершенно не обескуражило.

— Я тоже рада тебя видеть, Самин, — улыбнулась она.

…Картер, кажется, была не более рада видеть их, чем Шоу, но, в отличие от младшей своей сестры по ордену, держалась вежливо.

Она приняла их во внутренних покоях особняка. Этот рабочий кабинет предназначался, наверное, для заезжих командоров[46] или, скажем, писцов, ведущих счет хозяйству ордена. Здесь стоял деревянный, хорошо отполированный стол, несколько подсвечников с дорогими восковыми свечами (разумеется, не идеально цилиндрическими, как Риз заметил с толикой самодовольства).

Были и стулья, но Картер предложила присесть только Грачу. Все прочие, включая Юдифь, остались стоять. Риз занял позицию поближе к Картер и старался не выпускать ее из виду, хотя не похоже было, что та собирается применить оружие. Да и меча при ней не было, только длинный нож, который она носила поверх черной орденской котты на самом виду.

Встретившись с Ризом глазами, Картер едва заметно усмехнулась.

— Итак, — она перевела мрачный взгляд на Грача, — что это за шутки? Сперва ты мало не подстраиваешь, чтобы мы взяли эту… женщину, — она махнула рукой в сторону Юдифи, — за якобы покушение на принца Ричарда. Потом она от нас сбегает. Потом ты появляешься здесь в ее компании, уже позабыв о том, что вроде как был монахом, и хочешь, чтобы мы говорили о вере. Если это какая-то интрига, то, право, я никак не могу в нее проникнуть.

— Прошу прощения, должно быть, для вас это в самом деле выглядит сложным планом, — смиренно проговорил Гарольд. — Во-первых, насчет моего монашеского облачения. Как легко заметить, я действительно не монах, хотя был когда-то давно послушником. Я молю Отца небесного о прощении за то, что самовольно надел рясу его слуги. Однако как еще я мог бы подобраться близко к турниру и применить свое искусство врачевания, не рискуя обвинением в колдовстве?.. А вы видели, что мои услуги были востребованы.

Картер неохотно кивнула, признавая справедливость доводов Грача.

— Это не объясняет, что вообще тебя туда привело, — сказала она довольно сурово.

— Нет, не объясняет, — проговорил Грач, но не сделал никакой попытки объяснить. — Что же касается… доброй госпожи Саманты, которую вы знаете под прозвищем Юдифь, то я правда не был с нею знаком до встречи в замке Уорик. Я не помогал ей бежать от вас. И совершенно искренне надеялся, передавая ее под вашу опеку, что мне не придется больше с ней видеться.

— А я ведь могу и обидеться, — вклинилась Юдифь, вновь показывая, что она не имеет ни малейшего представления о приличиях.

— Из-за того, что ты от нас сбежала, нас отправили в эту божью срань, дегустировать паскудное винишко! — вызверилась Шоу.

Фаско возмущенно вздохнул — ему местное вино нравилось — но встревать благоразумно не стал.

— Значит, ты рада будешь услышать, что я могу предложить тебе честную схватку за правое дело, — улыбнулась Юдифь.

— Какую схватку ты можешь мне предложить, чтобы я не урыла тебя сразу же? — спросила Шоу неласково, мешая латынь с вульгарными окситанскими словечками.

— Суть в том, — без видимых усилий голос Грача, вроде бы негромкий, взмыл над спорящими, и все замерли, прислушиваясь, — что я, как ни крути, помог вам в Уорике. Если бы не мы с сэром Джоном, принц Ричард уже был бы мертв, а что бы после этого сталось со всеми остальными гостями в замке, можно только гадать. Да и долгосрочные цели вашего ордена оказались бы в беспорядке.

— Допустим, — пробормотала Картер (у Риза сложилось впечатление, что она не настолько посвящена в долгосрочные цели своего ордена, насколько ей хотелось бы).

— Я также полагаю, что вы делаете ставку на принца Ричарда, поскольку он только и мечтает пойти в крестовый поход, а ваши интересы связаны с Иерусалимом и окружающими его землями?

— Допустим, — повторила Картер.

— Это неправильная политика, — отрезал Грач. — Если вы хотите делать ставку на Иерусалим, нужно поддерживать