— В пулеметном расчете была взаимозаменяемость?

— Ну а как же! Даже подносчики патронов могли заменить первый номер.

— А приходилось самому за пулемет ложиться?

— Конечно. Много раз! Личный счет я не вел. Да и как его вести, когда четыре пулемета как начинают работать, видишь, что падают. Лежат. Но чей он?

— Какова дальность стрельбы?

— Обычно стреляли на 400–500 метров. Групповая стрельба может быть на 1000–2000 метров. Очень редко использовали стрельбу через голову своих войск, навесным огнем. Это очень сложная стрельба.

— Вы говорили, что пользовались немецкими пулеметами?

— Во взводе были. Я помню, Ворошилов приехал в Керчь. Мы построились. Перед нами стоят наши пулеметы, за ними немецкие. А командир полка предупредил: «Делайте так, чтоб он не видел немецкие». Но невозможно было это сделать. Ворошилов подошел к моему взводу. Я вышел, доложил: «Командир пулеметного взвода лейтенант Мирзатунян». Ворошилов: «А где ваши пулеметы?» — «Вот, пожалуйста». Посмотрел: «Немецкие?» — «Да. Наши солдаты хорошо ими владеют». — «Молодец. С немцами надо бороться не только своим, но и их оружием».

В сорок четвертом году мы получили новые пулеметы Горюнова. Это очень легкий пулемет был. Воздушного охлаждения. Ствол у него быстро накалялся — после пяти минут уже нельзя стрелять, а в «максиме» там четыре килограмма воды всегда. Если даже не было воды, у солдат всегда с собой — было чем наполнить. Зимой, правда, тяжело — антифриза не было, а вода замерзает. У «максима» очень много задержек — 15. Ну, плюс, когда немного это… намачивается, зимой — тем более уже не стреляет. А немецкие пулеметы — у них металлические ленты. И вот они спокойно стреляют. Набивали ленты руками — машинок не было.

— Самый опасный Ваш противник? Что именно, ну, то есть какое немецкое оружие, в основном направленное на Вас?

— Для пулеметчиков — это минометы и снайперы.

— В боекомплекте пулемета сколько коробок примерно было?

— Примерно 10 коробок по 250 патронов, но у меня всегда было 20–25, потому что мы очень много стреляли.

— Щиток пулемета — полезная вещь или демаскирующая?

— Щит — очень полезный. Конечно, если в прорезь пуля попадет, то пулеметчика убьет, вообще, он очень помогает и много жизней спас. Мы никогда его не снимали.

— Ложные позиции делали?

— Ложные — нет, а вот запасные — обязательно.

— Когда нужно менять позицию?

— Когда, допустим, противник меняет направление наступления. Начал в одном месте, а потом переносит усилия на другое. Тогда приказывают передвинуть пулеметы вперед или на фланг в зависимости от местности, но не назад. Назад никогда не разрешали.

— В наступлении как пулемет перетаскивали?

— Мы всегда старались не отставать от стрелков. Если они залегли, то наша задача была — подавить огневые точки. Пулемет перекатывали на руках. Веревку для перекатывания не использовали. Приходилось мне и на марше таскать. Видишь, солдат уже не может, тогда берешь его ношу. Самое трудное — это тащить тело пулемета.

— Личное оружие у Вас было?

— У меня был бельгийский «маузер». Прицельная дальность — 800 метров, 15 патронов в обойме. Привез его домой, но отец выбросил в выгребную яму. Зачем привез? На память. А потом уже, когда увидел, что за это могут и посадить, хранил его в секрете. После войны я из него не стрелял, но носил всегда. Потому что от Еревана до Степанакерта тогда на дорогах всякие люди встречались. И я был готов его применить в случае необходимости.

— Как награждали?

— Я помню, у нас в Горисе стояли русские части. Мы вместе иногда играли в волейбол. Один майор носил Красную Звезду. Знаете, что такое Красная Звезда?! Мы специально ходили за этим майором, посмотреть на орден! Когда мы взяли Тамань, я получил свой первый орден Красной Звезды! За Керчь, Севастополь и Одер я получил три ордена Отечественной войны.

В дивизионной газете «Красноармеец» была статья. Называлась «Храбрость командира». Там написано было, как я поймал гранату на лету и бросил ее обратно. Ну, конечно, ничего я не ловил. Мы залегли под огнем, хотели подняться, а тут граната и практически мне на колени упала, и я ее машинально обратно кинул. Так эту газету со статьей наши ребята отправили в Горис. Отцу в райкоме дали пшеницу и еще что-то — отметили героический поступок сына.

— Обмундирование какое было?

— Вначале были английские красные ботинки с обмотками. Потом обзавелись сапогами. У офицерского состава были хромовые. В Польше нам на заказ пошили.

— Офицерский доппаек давали?

— Да. Отдельный паек офицерский был. Получали его ежемесячно. Я его делил с солдатами. Я не курил в жизни, но нам давали хорошие папиросы. Ну, я их раздавал всем солдатам. И печенье было, и шоколад, и так далее. Все раздавали, мы все вместе ели.

— Деньги платили?

— Обязательно. Я деньги посылал сестре по почте.

— Ординарец у Вас был?

— Официально — нет. Не положено. Но был солдат, который выполнял эту роль, помогал мне.

— А где в основном спали?

— В первой линии — в окопах, а если отводили, то в домах. Под Керчью днем дождь, грязь, а ночью — мороз. Вдвоем спали в окопе. Одну шинель вниз, а второй укрываешься. Утром просыпаешься — встать не можешь. Шинель за ночь примерзла к стенкам окопа. Потом мы у немцев научились делать в окопах ниши. В них и спали. Даже если мина попадала в окоп, то в такой нише тебя не ранит, только землей присыплет. В основном спали днем, а ночью постоянно дежурили, постреливали. Немцы много стреляли ночью. Мы намного реже.

Но, конечно, готовили пулеметы и для ночной стрельбы. Сектора определяли, колышки забивали, чтобы, не дай бог, по своим не попасть.

— Кормили хорошо?

— Кормили очень хорошо. Но вот в Керчи несколько дней сидели голодными. Разведка доложила, что немцы получили посылки — по десять килограммов с желе, шоколадом, теплыми вещами. Ну, командование организовало наступление на первую траншею. Отбили эти посылки. Подкрепились.

— Вши были?

— Конечно. И в училище, и на фронте. Как боролись? Когда отведут во вторую или третью линию, там баня, прожарка. Зимой они еще не так двигаются — холодно, а летом житья не дают.

— Какие-то трофеи брали?

— Я был против трофеев. Ничего не привез оттуда и посылки не посылал. Ну, мои солдаты, когда я был уже ранен, отправлен в госпиталь, от моего имени послали посылку моей сестре.

— Вот Вы лично воевали за что? За Родину, за Сталина, за партию?

— Мы лично воевали за Родину. И я скажу, что Родину мы понимали, как Сталин. Это не отделимо было. Вот во время войны, чтоб кричали «За Сталина!» и так далее, такого я не видел. Может быть, в других частях было, но у нас такого не случалось, всегда «за Родину». Еще скажу, что я, конечно, понимал, что мы воюем и за Армению, но Родиной для меня был Советский Союз.