Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выглядел как бледная тень бескровного Радецкого.
Мне захотелось как-то ему помочь.
— Не волнуйтесь, — сказала я ему, — попытайтесь успокоиться. Наверняка и на такой случай у вас есть разработанный план действий. Я знаю, что комиссии Его императорского величества всегда хорошо подготовлены ко всем вариантам развития событий.
Он посмотрел на меня как на ненормальную.
— Такая возможность не рассматривалась, — ответил он мне после короткой паузы.
— Как же так? — спросила я. — Если вы прибыли проверить, есть вампиры или их нет, то должны были предусмотреть хотя бы самую малую вероятность того, что вампиры все-таки существуют и могут напасть на членов комиссии.
— Возможно, вы правы, — сказал блондин после продолжительного раздумья, — но дело в том, что нашей задачей было вовсе не установить, существуют ли вампиры. Хотя, похоже, мы установили, что существуют.
— Но что же было вашей задачей? — спросила я изумленно.
— Нашей задачей было… сейчас я могу это сказать… таиться дальше не имеет смысла… Мы были комиссией с высочайшими императорскими полномочиями и нашей задачей было установить, кто убил графа Людвига Виттгенау.
1.
Здесь начинается путь в сердце тьмы? Так вы сказали? Я другого мнения. Вы и не можете придумать ничего, кроме сердца тьмы. Вам является только тьма, света не видите.
Здесь начинается дорога, которую вы не прошли и никогда не пройдете. И не поможет вам ни ваше облачение, ни большой крест на груди.
Была ли у меня вера? Вера у меня была, не сомневайтесь. Почему бы мне ее терять? Веру иногда теряют в счастье и удовольствиях, но никогда в тяжелые времена, в горе. Фон Хаусбург и об этом рассказывал. Не помню, когда.
«Как вы думаете, каково ему, тому, кто там, наверху? Слышит одни только причитания и жалобы. Почему к нему не обращаются те, кто сыты, не испытывают жажды, любимы? Такие его забывают тут же, а нищие и отверженные вспоминают о нем часто. Я, будь я на его месте, сошел бы с ума, уничтожил бы все, что создал. И тех, кто к нему взывает, и тех, кто молчит».
Так он говорил.
Но вернемся к моему рассказу.
Барон Шмидлин выслушал меня внимательно и совсем не удивился, когда я рассказала ему про комиссию. Я подумала, что, похоже, все всё знают, и при этом никто ничего не знает.
— Что теперь будем делать? — спросила я.
Он пожал плечами и сказал:
— Вернемся в город?
И стоило ему произнести эту фразу, как все собрались вокруг нас. Откуда-то вернулся Шметау, фон Хаусбург тоже, оказывается, все время был поблизости, двое оставшихся членов комиссии внимательно нас слушали.
— Я думаю, мы должны оказать сопротивление, — сказал Шметау.
— Кому мы должны оказывать сопротивление? — заносчиво спросил барон.
— Вампирам! — выкрикнул Шметау.
— И я за это, — присоединился фон Хаусбург.
— И я, — сказала я. — Но как?
— Сербы знают. Они постоянно имеют дело с вампирами. Сейчас я приведу своего слугу, он серб, он нам расскажет.
Фон Хаусбург отправился за своим слугой. Должно быть, он не сразу нашел Новака, и мы некоторое время оставались в неизвестности. Все молчали, я предполагаю, что всем нам было нечего сказать.
Когда они наконец пришли, Новак встал в центре круга, который мы непроизвольно образовали. Он не знал, на кого смотреть, и смотрел на всех нас по очереди, для чего ему приходилось даже поворачиваться на месте. Я посчитала такое поведение дерзким. Фон Хаусбург разговаривал с ним по-сербски, хотя слуга знал и немецкий. Новак время от времени делал паузы, ждал, когда фон Хаусбург нам переведет. А барон все время был мрачен, не знаю, то ли оттого, что и он знал сербский, то ли по какой-то другой причине.
Что он сказал? Да вы же знаете, что он сказал. Сказал все то, что после и происходило. Нужно найти могилу вампира, днем. Для этого нужен вороной, как ночь, конь, без единого пятнышка. Потом выкопать вампира, окропить его святой водой и проткнуть ему сердце колом из боярышника. При этом необходимо следить, чтобы у него изо рта не вылетел мотылек. Если следовать этим правилам, вампира мы уничтожим.
Но знаете, в тот момент я как-то не верила в то, что наши враги это вампиры. Я надеялась, что за смерть Радецкого отвечает какая-то другая сила, сила этого мира. Поэтому я рада была услышать, что мы постараемся откопать этого якобы вампира. Если мы найдем в могиле не сохранившееся тело, а только кости, это станет доказательством того, что вампиров нет и что Радецкого убили хитроумные враги Вены или моего мужа.
Мы все без рассуждений согласились, что поступим так, как и должно.
Не знаю, почему именно тогда фон Хаусбург подошел ко мне и шепнул:
— Граф Шметау только говорит. Правда? Он никогда ничего не делает, только болтает, не так ли?
— У меня тоже сложилось такое впечатление, — ответила я ему искренне.
— Это меня беспокоит.
— Почему?!
— Я больше всего боюсь людей, которые ничего не делают, а просто болтают. Те, которые молчат, обычно ничего и не думают, а вот те, что думают, рассуждают и ничего не делают, те, когда начнут действовать, способны на все. Как вы считаете, до каких безумств и глупостей могут дойти люди, которые часами и днями ничего не делают, а только думают? Остерегайтесь графа Шметау, дорогая герцогиня. Я ваш друг, и хотел бы вам помочь. Во всем, что вам нужно.
Мне не понравилось, как он выговорил это «что вам нужно», но я ничего не сказала.
2.
После всего, что было, я никак не мог заснуть. Хотелось курить. Я вышел наружу не таясь, мне было все безразлично. Ведь всё, должно быть, уже произошло. По какой-то причине я не хотел оставаться вблизи хижины и отошел в сторону, но, на всякий случай, в направлении, противоположном мельнице.
Я прошел, может быть, несколько десятков шагов, если не ошибаюсь, в сторону города и остановился на лужайке. Небо было облачным, луны не видно, можно было только предполагать, что она где-то на западе. Насчет Утренней звезды невозможно было ничего и предположить.
Я набил и раскурил трубку. Затянувшись всего несколько раз, услышал вдруг шорохи и потрескивание веток под чьими-то шагами. Так как я стоял на лужайке, незнакомец меня наверняка уже увидел, и прятаться не имело смысла. Поэтому я решил сделать вид, что ничего не заметил. Стоял и курил, с виду хладнокровный, как покойник, на самом деле — полыхающий, как костер.
Неожиданно звуки прекратились. Значит, этот кто-то остановился и примеряется. Выжидает.
Ждал и я. Ну зачем я только вышел покурить? Потом снова послышались шорохи. И снова прекратились.