Когда я снова сажусь на место, Спенсер спрашивает меня:

– Так чем ты вообще занимаешься целыми днями?

– Разговариваю. Читаю. Хожу на лекции. Спорю.

– Да, настоящей работой это назвать нельзя, правда?

– Это не работа. Опыт.

– Ага, опыт. Я очень рад, что обучаюсь в Школе Жизни, – провозглашает Тони.

– Я тоже подавал документы в Школу Жизни. Не прошел по конкурсу, – добавляет Спенсер.

– Ты ведь это не первый раз говоришь? – спрашиваю я.

– Конечно же нет. А как насчет политики?

Я воспринимаю этот вопрос в штыки:

– А что насчет политики?

– Ходил в последнее время на какие-нибудь хорошие демонстрации?

– Да, на парочку.

– Какие? – интересуется Тони.

Самое мудрое сейчас – сменить тему, но я не вижу причин, по которым должен идти на компромисс со своими политическими взглядами ради легкой жизни, поэтому выкладываю все как есть:

– Апартеид…

– За или против? – уточняет Спенсер.

– Здравоохранение, права голубых…

Это задевает Тони за живое:

– И какая же сволочь пыталась ущемить твои права?!

– Не мои права. Муниципалитет, в котором засели сплошные тори, выступил с инициативой запретить изображать гомосексуализм в положительном свете: это же узаконенная гомофобия…

– Значит, там этим занимаются? – спрашивает Спенсер.

– Где?

– В университете. Потому что я не припомню никого, кто учил бы нас этому в школе.

– Нет, там этого не делают, но…

– Тогда по какому поводу вся эта шумиха?

– Ага, вот ты, например, оказался голубым без всякого обучения, – говорит Тони.

– Ага, именно так, Тони, это ты сильно сказал…

– А я считаю, что это форменный скандал, – с притворным возмущением заявляет Спенсер. – Думаю, этому надо учить. По вечерам во вторник. Придет дядя и скажет: «Я – ваш педагог, но вы можете называть меня просто „педик“».

– Извините, мистер, я забыл свою гомашнюю работу…

– Гей-би-си!

Мы пытаемся родить еще какую-нибудь шутку, но не можем ничего придумать, поэтому Спенсер говорит:

– Знаете, а мне кажется, это так классно – бороться за что-то важное. Иногда это нас всех касается. Вот ты, например, вступил в Движение за ядерное разоружение. Был у нас с тех пор ядерный холокост? Не-а.

Тони вскакивает с места:

– Ну что, повторим?

– Только, Тони, пожалуйста, на этот раз без джина, – умоляю я, не сомневаясь, что он все равно добавит джина.

Когда Тони уходит, мы со Спенсером сидим и сворачиваем пустые пакеты из-под чипсов в маленькие треугольники, зная, что еще не все высказали друг другу. Джин сделал меня раздраженным и мрачным: что толку идти в бар с друзьями только для того, чтобы они поиздевались над тобой. Наконец я говорю:

– А ты бы против чего стал протестовать, Спенс?

– Не знаю. Разве что против твоей прически…

– А если серьезно?

– Поверь мне, я это серьезно…

– Но послушай, ведь есть хоть что-то, за что ты готов бороться!

– Не знаю. Много за что. Но уж всяко не за права голубых…

– Есть не только права голубых, полно и других проблем, которые касаются и тебя тоже: падение уровня жизни, сокращение пособий, безработица…

– Большое спасибо, дружище Брайан. Я рад, что ты борешься за мои права, и жду, когда я стану получать больше бабок.

Мне здесь нечего добавить. Решив пойти на примирение, я дружеским тоном говорю:

– Слушай, а приезжай ко мне в следующем году!

– Типа как на день открытых дверей?

– Да нет, просто поприкалываемся… – Тут мне пора менять тему разговора на секс, или фильмы, или еще что-то, но я спрашиваю: – А почему бы тебе не пересдать выпускные экзамены?

– Хмммм, да просто не хочу…

– Но ты ведь зря…

– Зря? Ни черта не зря! А ты собрался учить поэзию и дрочить в носок три года подряд – вот это зря.

– Но необязательно изучать литературу, можешь получить более востребованную профессию…

– Брайан, может, сменим тему?

– Хорошо…

– …Потому что я уже наслушался вот таких, блин, добрых советов в органах здравоохранения и социального обеспечения и не хочу выслушивать эту срань в пабе в День подарков…

– Ну ладно, давай сменим тему, – говорю я и в качестве оливковой ветви предлагаю: – Сыграем в викторину на автомате?

– Отлично. Сыграем в викторину.

Владельцы «Черного принца» разорились на один из новомодных компьютеризованных автоматов для игры в викторину, и мы ставим на него свои свежие кружки с пивом.

– Кто играл Кегни в телесериале «Кегни и…»?[51]

– «С» – Шэрон Глесс, – говорю я.

Правильно.

– Трафальгарское сражение было в…

– «В» – в 1805 году, – говорю я.

– Какое прозвище получил футбольный клуб Нориджа?

– «А» – «Канарейки», – говорит Тони.

Правильно.

Может, сейчас самое время упомянуть о «Вызове»?..

– Чья настоящая фамилия была Шикльгрубер?

– «В» – у Гитлера, – говорю я.

Правильно.

Вот прямо сейчас взять и бросить ненароком: «А кстати, парни, представляете, я попаду на „Университетский вызов“!»

– Какой американец стал семикратным олимпийским чемпионом?

– «D» – Марк Спитц, – говорит Тони.

Правильно.

«Ну, знаете, „Университетский вызов“, его по ящику показывают?..» Может, над этим они не станут прикалываться. Может, они подумают, что это клево – «молодец, Брай», – ведь как-никак мы старинные друзья…

– Еще один вопрос, и мы выиграем два фунта!

– Ну давай сосредоточься…

Мне обязательно нужно рассказать им про «Вызов»…

– На сколько «Оскаров» были номинированы «Звездные войны»?

– «В» – на четыре, – говорю я.

– «С» – ни на один, – говорит Тони.

– Я точно знаю, что на четыре, – возражаю я.

– Ни фига, это вопрос-ловушка. Они ничего не получили.

– Не победили в номинации, а были представлены…