Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серафима Панина вела документацию Совета ветеранов войны и занималась подготовкой выставки «Они сражались за Родину» с портретами и биографиями местных жителей, участвовавших в Великой Отечественной. Работа оказалась кропотливой, часть данных отсутствовала, чтобы их разыскать, Сима рассылала запросы едва ли не по всему Союзу. Вот и запрос о затерявшейся награде фотографа Василия Ионовича хотела послать. Не успела… Наверняка в ее документах остались и другие неотправленные важные письма. Надо бы посмотреть: во-первых, кому-то нужно закончить начатое Симой большое дело – экспозицию ко Дню победы, а во-вторых, есть надежда, что удастся ухватиться за ниточку, которая поможет распутать клубок…
Маруся вдруг вспомнила летевший прямо на нее «Москвич», от которого ее спас Павел. Случайно ли та машина появилась в нужное время в нужном месте? А если не случайно, и водитель «Москвича» вовсе не разгильдяй, купивший права в гастрономе, а прекрасно знал, что делал? Интересно, кого в этом случае он хотел сбить – Павла или… Марусю? Павел тогда еще спросил, не заметила ли она номер, а она ответила, что и «Москвич» толком не рассмотрела, не то что цифры на нем. Почему Павел заговаривал об этом? Уже тогда что-то подозревал? Жаль, его не спросишь… Впрочем, если и та случайность на самом деле была подстроена, на проверку всех «Москвичей» в городе уйдет слишком много времени. Не говоря уже о том, что нужная машина может быть уже очень далеко от Чкаловска…
Маруся вспомнила также, о чем хотела расспросить Полевого, но не расспросила, потому что переключилась на вызволение Воронова. Завтра она непременно наверстает упущенное.
А вот еще один вопрос, мучающий ее буквально с первых дней этого расследования: что же это за сурок с котом, о которых перед смертью упоминал друг Ивана Трофимовича? Почему он вообще говорил о животных?
– Иван Трофимович, а как вы познакомились с Семеном Захаровым? Вы так рассказывали мне о его чудесном спасении из плена, как будто видели все это собственными глазами…
Маруся уселась поудобнее и приготовилась слушать еще одну захватывающую историю.
– Тогда и познакомился, – ответил Полевой, – в апреле сорок пятого. Я его допрашивал – через несколько дней после того, как наши войска освободили Хайлишен. Я же вам, Марусенька, говорил, что служил в СМЕРШе. Мы с Семеном проговорили немало часов, мне было важно понять, что у него за душой и в душе… Семен вспоминал, как попал в плен, в разгар боя получил ранение, потерял сознание, очнулся под дулом немецкого автомата. И о том, что делал в плену, и как бежал. Рассказывал очень искренне, с горечью, как человек, много переживший, но не сломленный. Под конец мне стало казаться, что я знаком с ним не несколько суток, а минимум полжизни… Снова встретились мы с ним в Будапеште, после войны в Каунасе вместе ловили «лесных братьев», потом Семен вернулся в родной Воронеж, тоже, как и я, работал в милиции. Мы переписывались, ездили друг к другу в гости. Хотелось бы, конечно, видеться чаще, но уж как получалось. Семьей он так и не обзавелся, мне повезло больше – я встретил свою ненаглядную Клавдию Матвеевну…
Лицо Ивана Трофимовича осветила улыбка. Но он тут же посерьезнел.
– Семен и на первом допросе, и позже рассказал мне много интересного, – продолжил Полевой. – Кое-что мы и раньше знали, но показания Семена дополнили картину. Немцы ведь не только ценности, которые вывезти не успели, прятали. Они еще и своих людей здесь оставляли. Секретных агентов. Для проведения разведывательно-диверсионной деятельности. Вернуться, видимо, рассчитывали, гады! – Иван Трофимович погрозил невидимому противнику кулаком. – Вот вам!.. Обучали этих агентов в специальных школах, готовили очень серьезно. Кандидатов в агенты набирали в том числе и среди военнопленных. Им внушали, что Родина не простит им пребывания в плену, зато с новыми документами и биографией они заживут припеваючи. Если будут время от времени выполнять задания новых хозяев.
– Неужели кто-то верил и соглашался? – ахнула Маруся.
– По словам Семена, соглашались. Некоторых из тех, кто согласился, Семен даже знал. Ему тоже предлагали, но он наотрез отказался. Говорил, что, как бы ни сложилась судьба, предателем не стал бы… Судя по всему, таких секретных агентов на территории СССР осталось немало. Когда я служил в Каунасе, мы не одного такого вычислили и поймали. Кто-то действовал активнее, другие десятилетиями никак себя не проявляли, а потом вдруг… Их называли спящими агентами или… запамятовал… как грызунов, как же их? Сусликами? Хорьками?
– Может, сурками? – тихонько, чтобы не спугнуть догадку, спросила Маруся.
Иван Трофимович замер и в изумлении воззрился на нее.
– Марусенька, вы хотите сказать, что… Ах я старый дурак! – Полевой хлопнул руками по одеялу. – Какой же я идиот! Как я мог забыть?! Если б я здесь у вас лежал с сотрясением мозга, мне было бы хоть какое-то оправдание, так ведь нет! Позор на мою седую глупую голову!
Маруся невольно улыбнулась.
– Иван Трофимович, не корите себя. Вы столько лет занимались совершенно другими делами, неудивительно, что запамятовали. Главное, что все-таки вспомнили.
– Сурок проснулся, рыжий кот… – прошептал Полевой. – Теперь понятно, что хотел сказать Семен перед смертью. И о чем он хотел предупредить. «Сурок проснулся», то есть активизировался спящий немецкий агент. И Семену это каким-то образом стало известно. Каким? Да самым простым! Он встретил мерзавца здесь, в Чкаловске, и узнал. Но и «сурок», по-видимому, узнал Семена. И сначала выследил его, а потом пытался убить.
– А кот? Кот тогда кто? Еще и рыжий?
– А если не кто, а что? Думаю, кот – это на самом деле слово «код», – заявил Иван Трофимович. – А рыжий… Возможно, Семен сказал не «рыжий кот», а «красный код», а пожилая нянечка просто не расслышала или перепутала, когда записывала. Красный код означает высшую степень опасности. А может, Семен дал понять, что «сурок» связан с тайнами, скрытыми за кодовыми замками… Полагаю, он имел в виду те самые ящики, спрятанные, а потом погребенные под развалинами костела Святой Анны. Или секретную лабораторию, филиал которой, по слухам, работал в тогдашнем Хайлишене. Семен, к слову, был уверен, что лаборатория существовала на самом деле. Помните вход в подземелье, который он заметил, когда закапывал ящики?
– Конечно, помню! На меня сейчас как будто сыростью повеяло, – созналась Маруся, – даже мурашки по коже побежали!
– А помните нож, которым ранили Семена? Точнее, удар, который нанес убийца? Я тогда еще сказал, что так ударить мог только человек, специально обученный убивать…
– Помню, Иван Трофимович. Вы