…Я тоже говорила папе: «Я переживаю». Папа уже двигался с трудом, но все равно каждое утро уходил в институт. Я шла за ним и говорила: «Пожалуйста, не нужно, я же переживаю». А папа отвечал: ««Я переживаю» – не аргумент, ведь это же твои чувства».

– Как же не аргумент, когда это самый главный аргумент? – удивилась Татьяна. – Он же мой ребенок. Мой, мой ребенок, а не этой девчонки! Кстати, лично я нашла бы себе девочку получше…

Мы пили чай и вели тихую беседу, как усталая семья на кухне после трудового дня.

– Вадим, а ты когда это самое… ну, ты понимаешь, о чем я, – спросила Татьяна. – Сколько тебе было лет, когда ты первый раз с девочкой, а?

Интересно, когда они успели перейти на ты, до продажи шубы на eBay или после?

– Я… – Вадим улыбнулся, – уже не помню.

– Не ври, не ври, такое не забывается…

– В пятнадцать лет, – опять улыбнулся Вадим.

– Безобразие, разврат, я вот, например, в шестнадцать, – гордо сказала Татьяна.

А может быть, они сразу же были на ты? Вадим вдруг спросил меня, по-моему, совершенно невпопад:

– А ты, Маша?

– Я? А во французском языке даже муж и жена не всегда на ты, а в английском вообще нет «ты», – холодно сказала я.

Вышло не слишком вежливо, но у меня есть очень важная, очень глубокая причина ни за что не переходить с ним на ты, не знаю, какая именно.

Да, а почему он на моей кухне ведет себя как фарфоровый кот, сидит и так улыбается Татьяне?..

И движения у него плавные, как у кота. Почему он так подавал Татьяне пальто, как будто обнимал ее?

Я не ревную, глупо ревновать того, кто тебе не принадлежит… Если я влюблена, это не означает ничего, кроме того, что это мои чувства. Мои чувства, а не аргумент.

Дело Дня – дебют в большом бизнесе.

Я обычно слежу за книжными новинками. И вот – вышли сразу четыре новые книги. Игорь Юрьевич сказал, что правильно будет не издавать одно никому не нужное «Варенье», а сразу же выбросить на рынок все вместе – «Варенье без свидетелей», «Неопытное привидение», «Кот отпирает двери» и «Ленивый Вареник: кто он – полицейский или бандит?».

«Варенье» и др. произведения. Автор М. Суворова-Гинзбург. Интересно, кто этот новый талантливый писатель?

Произведения нового талантливого писателя заняли целую полку, потому что я много его купила.

Буду дарить всем-всем-всем.

Подарила Аде, Димочке.

Спрятала оставшиеся произведения нового талантливого писателя за диван – а вдруг Вадим увидит.

Вслед за Вадимом пришла Ада.

У Ады новый офис, прямо в нашем доме. Она сидит у окна, как привратник, и смотрит, кто идет. Илье и Димочке никакая особенная кастрюлька не полагается, а Вадим у нее на хорошем счету – она все еще надеется получить для меня его сердце в обмен на индейку в абрикосах и др. деликатесы.

– Колдуны с рисом, – гордо сказала Ада, внеся кастрюльку. – Мясной фарш с луком скатать в шарики и запечь в духовке, посыпать зеленью, подавать горячим.

Очень вкусные колдуны, по-моему, раньше это называлось фрикадельки.

Вадим поел и сразу же ушел – немного обидно. Сухо сказал: «Дела».

А если он когда-нибудь узнает, что он детектив… Что будет?

…Ничего страшного. Всего лишь подумает, что я не дружу с ним, а использую его для своих творческих нужд.

Надеюсь, что Вадим никогда не увидит произведений нового талантливого автора и не узнает, что он персонаж.

Приехал Илья – очень, просто ужасно рада! Хочу познакомить его с Вадимом. Вадим увидит, что у меня есть американский любовник. Не знаю, почему у меня такие низменные чувства, но вот они такие. Ада говорит, что у нее всегда то густо, то пусто. В том смысле, что или много мужчин, или никого. Может быть, если Вадим увидит у меня много Ильи, он посмотрит на меня другими глазами? Не как на собеседника, а другими.

Мы с Ильей ходили в милицию. Илье уже исполнилось сорок пять, и ему нужно получить новый паспорт, а он один боится.

Илья смеялся и кокетничал, что, живя в самой демократичной стране, он разучился общаться с людьми в форме. Но он и правда боится. Ему кажется, что в милиции его немедленно заберут в армию, хотя он уже служил в армии, – но вдруг ему скажут служить еще раз. Еще ему кажется, что милиционер отберет у него американский паспорт навсегда, а еще, что он похож налицо кавказской национальности. С Ильей всегда как будто попадаешь в кукольный театр и сама становишься куклой.

Так что мы пошли вдвоем.

В милиции все обошлось не страшно. Илье не велели еще раз служить в советской армии, а просто сказали прийти через три дня и получить паспорт.

Илья ушел по делу. У Ильи, кроме продвижения на российский рынок, есть еще одно дело – любови.

Илья любит женщин, занимающих положение в обществе, и они его любят, но кратковременно, потому что у них с Ильей разногласия в смысле трат. Они хотят, чтобы Илья тратил на них все – и чувства, и деньги, и даже время. А Илья считает, они и так должны быть счастливы, потому что рядом Гений.

На Димочкин взгляд, Илья ведет себя неприлично – продвигается без меня в сферы, заводит без меня любови, а я считаю, нет. Хорошо, когда у людей честные отношения и каждый знает, на что он может рассчитывать.

Илья говорит: «Машка, ты одна меня понимаешь». Говорит: «Мне нужна такая жена, как ты, чтобы близкий человек, но только чтобы была красивая и с положением в обществе».

Уверена, что он когда-нибудь все-таки найдет близкого, красивого, занимающего хорошее положение в обществе человека.

Обидно! Илья ушел в высшие сферы, Вадим его не застал.

Вадим проезжал мимо. На Фонтанке пробка, а он больше всего на свете ненавидит пробки.

Сидел два часа двадцать минут – пережидал пробку. Выглядел грустным. Если бы он не был так похож на довольного кота, я подумала бы, что у него душевные искания, кризис среднего возраста, переоценка ценностей…

Потому что пробка. Потому что главное в жизни – это обойти других, победить. Поэтому у него очень, просто очень плохое настроение.

По-моему, это типичный случай травматического сознания. Все прекрасно, отлично, но достаточно одной самой мелкой мелочи, пробки на Фонтанке, и уже все, ВСЕ, ВСЕ – очень плохое настроение…

– Неужели Вам важно победить других в пробке? – удивилась я.