На следующий день Чичагова освободили, привезли в царские покои, и Павел, прижав руку Чичагова к сердцу, раскаялся:

— Забудем все, останемся друзьями…

Теперь, перед возвращением в Кронштадт с молодой женой, Лизанькой, Чичагов иногда тяготился прошлыми воспоминаниями и предстоящей встречей с императором. Но жена, Елизавета Карловна, как стали ее величать знакомые, была настроена решительно.

— Я согласна на все ради тебя и еду в Россию не раздумывая…

В заботах о предстоящем уходе из Англии текли незаметно дни и недели адъютанта Макарова, но не забывал он и друзей. При встрече с Рикордом они вспоминали десант в Голландии. Оба они не раз ходили начальниками на гребных баркасах с солдатами. Побывали под обстрелом береговых батарей. Да и французы не сидели сложа руки, пытались сбросить десант в море. Но в штыковых схватках русские всегда брали верх. А было непросто спрыгнуть в холодную воду, с ружьями наперевес атаковать неприятеля.

Удручали друзей итоги кампании. Головнин знал это по сводкам.

— Наших-то полегло да в плен попало около пяти тысяч, — рассказывал он Рикорду, — да почитай англичан столько же.

— Война без трупов да искалеченных не бывает, — заметил Рикорд.

— Оно все так, Петр Иванович, только о смысле этих побоищ я не ведаю. Человеку предназначено жить в радости. О том толкуют те же французы, Вольтер да Монтескьё, а здесь будто скотину на бойне подряд косит пуля и картечь, без разбора. — Головнин помолчал, задумавшись. — Опять же в толк не возьму, российские люди на погибель идут за тридевять земель от своего отчего места. Ладно британцы, они свои места оберегают.

Лукаво прищурившись, Рикорд вставил:

— Аглицкие, Василь Михалыч, хитрят, деньгу имеют, за все платят.

Собеседники сходились в том, что англичане так или иначе добывают средства разными путями, но народ трудолюбивый, без лености и уважает справедливость.

— Что ни говори, а они народ просвещенный, есть чему у них поучиться, перенять и ремесло, и науки.

— И купеческую хватку, — рассмеялся Рикорд. — Каждому свое, Василь Михалыч, у россиян сноровка не меньшая, быть может, все образуется со временем.

— Сие ты верно заметил, аглицкие до денег охочие. Но погляди, какие они армады на воде соорудили, по всему миру шастают, торговлю ведут, а главное, спознают неведомое.

В голосе Головнина сквозило явное огорчение, некоторая зависть к английским морякам. Они были вольны выбирать, где служить — в военном флоте, с подчас жесткой дисциплиной, или у купцов. Но знал он и о том, что на военные корабли матросы редко шли добровольно, хотя там тоже платили деньги за плененные у неприятеля корабли, захваченные призовые суда с товарами торгашей. Когда захватывали богатую добычу, матросы получали свою долю, иногда перепадал большой куш, можно было завести свое дело на берегу. Но такое случалось редко…

Временами виделся Головнин и со своим бывшим командиром Карлом Гревенсом. Он приходил обычно на совет капитанов с командующим вице-адмиралом Тетом. Иногда в отсутствие Макарова Головнин брал шлюпку и под каким-нибудь предлогом появлялся на корабле Гревенса. Тот всегда был рад посидеть с ним, попить чайку, поразмыслить о службе. Зная о пристрастии Головнина, Гревенс его успокаивал:

— У вас, Василий Михайлович, служба только начинается. Мне по старости уже поздно в дальние края стремиться. А вы свое наверстаете.

— Каким образом, Карл Ильич? У нас, насколько мне ведомо, ни о каких вояжах не помышляют.

— Не вечно войне быть. Выйдет замирение с Бонапартом, не миновать суда посылать на Камчатку. Верняком я знаю, сам государь интерес к этому проявляет живой. Подписан его величеством указ об учреждении РоссийскоАмериканской компании.

Головнин жадно слушал. Ему об этом рассказывали впервые.

— С той торговой компанией интерес не только к Камчатке, но и к Алеутам и Америке Северной возрастет, — продолжал Гревенс. — Суда наши так или иначе из Кронштадта на Великий океан будут снаряжаться.

— Вы уверены в том, Карл Ильич? — взволнованно, приободрившись, смотрел на него Головнин.

— Коли торговые люди за дело взялись, они не отстанут. — Гревенс вдруг вспомнил о чем-то. — Да и вы не теряйте надежду. Авось выпадет оказия, надумают в аглицкий флот волонтеров послать. Вона на прошлой неделе гостил у меня капитан-лейтенант Лисянский Юрий Федорович. Пофартило ему. Шесть годков проваландался у англичан. Где только не бывал, в обеих Индиях, у Доброй Надежды.

— А теперь-то, что он? — опять загорелся Головнин.

— Нынче возвращается в Кронштадт, ждет, как и мы, ледохода, пойдет, видимо, с нами или еще как. Да вы, быть может, с ним и встретитесь. Он где-то в Лондоне обитает, в дешевенькой гостинице…

Об увлечениях Головнина знал и флагман. Он тоже приободрял адъютанта.

— Не тужи, лейтенант. Возвернемся в Кронштадт, при случае я тебя не забуду. — И тут же шутил: — Море-то оно так или иначе без тебя не обойдется, все одно вижу, друг к другу прикипели…

Павел I сделал почин в деле оказания военной помощи союзникам далеко за пределами России. До него Петр I двигал армию за рубежи страны, но преследовал свои державные цели.

Павел, посылая суворовские полки в центр Европы, а эскадры в Средиземное и Северное моря, искренне желал выручить союзников, монархов Австрии и Англии в противостоянии с республиканской Францией. Его иллюзии развеялись, европейским монархам «пушечное мясо» понадобилось лишь для своих меркантильных целей. Как только они их достигли, русские воины стали не нужны. Более того, на суше и на море они начали путать карты в сложном пасьянсе европейской политики в отношениях с Францией.

Павел I, разгадав двуличие «друзей», вышел из игры. Но западные партнеры рано пренебрегли русской картой. Она оказалась козырной.

Флот, как наиболее динамичная составляющая военной мощи государства, быстрее и своеобразно реагирует на малейшие изменения внешней политики правителей. Среда обитания флота, океаны и моря, поневоле соединяет корабли разных стран — неприятельских, союзных, нейтральных. В эти связи вовлекается и торговый флот, мощный инструмент экономики. В таких странах, как Англия, Франция, Испания, от состояния морской торговли в большой степени зависело благополучие государства и народа. Торговые интересы на море мог защитить только флот.

Эти азбучные истины вскоре наглядно открылись русским морякам, покидавшим Англию. Еще в портах доходили до них слухи о стычках английских кораблей с датскими конвоями, охранявшими купеческие караваны. Нейтральная Дания по праву защищала свою торговлю на море. Англия же после побед на море не считалась с интересами других стран.

На подходе к Датским проливам на флагмане, головной «Елизавете», первыми заметили скопление судов прямо по курсу. Разглядывая в подзорную трубу появившуюся помеху на пути, Макаров распорядился изменить курс.