— Я тоже знаю, на что иду. А также знаю — что произошло с той ведьмой.

— Да. Печально, что ее сердце дрогнуло под напором родительских чувств. Она хотела изменить существующий строй, хотела, чтобы колдуны и ведьмы не прятались по закоулкам и не носили это унизительное клеймо, — рука мужчины касается щеки Людмилы.

Прикосновение холодных пальцев заставляет Людмилу вздрогнуть — по щеке словно скользнула маленькая змейка. Мужчина убирает руку.

— Я тоже этого хочу!

— Но в первую очередь — месть?

— Да!

— Ты знаешь, что если свершишь свою месть, то у тебя может не остаться сил на свержение остальной власти? Ты выгоришь и ко мне снова вернется обруч со следами крови…

Людмила вспыхивает.

— Я не думаю, что так получится. Я уверенна в своих силах!

— И нет никого, кто был бы тебе близок?

Людмила в первую очередь вспоминает о Фердинанде. Близок ли он? Или это всего лишь увлечение?

— Пойми, маленькая ведьма — если ты хочешь забрать у меня один из последних артефактов, то только ради большого дела. Отсечешь Гидре одну голову и на ее месте тут же вырастет три других. И эти три станут злее — неудобные колдуны и ведьмы тогда полностью подвергнутся истреблению. Надо полностью обезглавить верхушку. Надо, не морщись.

— Но там же есть и хорошие люди.

— Например? — Левиафан кидает на Людмилу насмешливый взгляд.

Она хотела сказать о Фердинанде, но он же посылал инквизиторов против тритонов. А если бы не было тритонов, то также бы послал и на колдунов? А кто еще? Сашок? Но он всего лишь озабоченный придаток к машине. А вроде бы больше и нет никого.

— Я согласна, — Людмила опускает голову. Ой, там его блестящий орган, и она поднимает голову обратно.

— Что ты согласна?

— Я согласна с твоими словами. Ия… согласна пойти против верхушки Церкви. Золотокожий мужчина улыбается.

— Я сейчас похож на того, кто совращает женщину сделать первородный грех. Нет, маленькая ведьма, ты должна зажечь это страстное желание в сердце. Ты помнишь своих сожженных родителей? Ведь это вина не одного лишь Павла — это вина всей системы. И пока не последуют крупные жертвы, пока не встряхнуться колдуны и ведьмы — так и будет существовать этот строй.

Людмила смотрит прямо в глаза с продольными зрачками, холодные, бесстрастные. Глаза существа, которое живет настолько долго, что уже забыло о той поре, когда родилось. Страшно подумать — что он повидал за свою долгую жизнь.

— Я согласна, — повторяет она.

— Что же, это хорошо. Тогда я отдам тебе обруч Затора. Он дарует невидимость и усиливает остальные артефакты, — мужчина извлекает из-за спины золотой ободок, украшенный изумрудами. — Ты можешь приказать ему и стать видимой, а можешь проходить в невидимости всю жизнь. Но без какого-либо артефакта он бессилен перед Истинным взором.

Истинный взор!

Перед Людмилой снова встает та кошмарная ночь. Языки пламени над храмом и дикий, звериный крик. Ничуть не жаль, но есть же и другие храмники с Истинным взором.

— У тебя же все артефакты? — спрашивает Левиафан.

— Нет, у меня нет кольчуги Сауруса, — вздыхает Людмила. — И я не знаю, где ее искать.

— В этом деле я тебе не помощник. У прошлой ведьмы получилось найти. Думаю, что и у тебя тоже получится. Ты ведь умная и красивая девушка, — руки Левиафана касаются волос Людмилы и обруч ложится на голову девушки.

Тяжеленький, он чуть сжимается, чтобы не спасть на уши. В низ живота девушки упирается твердый предмет, и она подается назад. То, о чем она недавно думала: «Ого!» увеличилось в полтора раза и теперь горделиво покачивается на уровне пупка. Золотокожий мужчина с усмешкой смотрит на Людмилу.

— Не надо, — шепчет девушка.

— Не надо что? Подарить тебе неземную ласку?

— Да, не надо, — Людмила пытается отстраниться, но на ноги снова нападает слабость.

— Я мог бы оставить тебя своей пленницей здесь и развлекаться до скончания веков. Ты испытала бы такое удовольствие, какое не смог бы тебе подарить ни один смертный. Ты каждый день начинала бы с удовольствия, а заканчивала бы блаженством, но Великий Кракен попросил тебя не трогать. Иди же, маленькая ведьма, и я надеюсь, что у тебя все получится, — мужчина отстраняется и начинает увеличиваться в размерах.

Людмила спешит к выходу, пока Левиафан не передумал.

Смерть

Людмила выдыхает на поверхности горы, когда темный переход остается позади. Пахнет цветущим жасмином и мокрой травой. Ветерок остужает вспотевший лоб. Девушка оборачивается и смотрит, как проход затягивается. Песчинки поднимаются и сливаются в общую массу, сквозь них протягиваются перья осоки. Вскоре от провала не остается и следа.

— Чего же ты ждешшшшь, маленькая ведьма? Улетай прочь, а то я могу передумать!

От звука голоса Людмила вздрагивает и чуть глубже натягивает обруч на голову, и тут краем глаза замечает, что руки исчезают. Она бросает взгляд вниз и дух захватывает от увиденного — тела нет! Видны вмятины от ног на песке, но самих ног нет. Тело на ощупь находится, но оно невидимо, как и руки, которые его ощупывают.

Людмила чуть поднимает обруч и все возвращается обратно, видны и руки, и тело.

— Играешшшшьсссся? — спрашивает голос.

— Пробую. Спасибо тебе, Великий змей.

Сссспассссибо потом сссскажешшшшь, ессссли жива осссстанешшшшьсссся. А теперь — проваливай! — хмыкает голос.

Людмила кивает невидимому собеседнику и сапоги Круатоса поднимают ее в воздух.

Вот бы сейчас напугать деда Мишу? Снять обруч и появиться перед ним?

Какая-то легкость и веселье нападают на Людмилу, хочется шалить, проказничать и хихикать. Внутри словно летают стрекозы, которые щекочут прозрачными крылышками живот и стремятся подлететь к самому горлу.

В ушах свистит ветер, и Людмила уже предвкушает увидеть на лице деда Миши удивление, а потом радость оттого, что она отыскала предпоследний артефакт. А там и последний найдется, и она пройдется косой по сорнякам- инквизиторам. И в Кауроне воцарится мир. И каждый будет обладать правом голоса и каждый сможет проявить себя, а не скрываться в подземельях, либо влачить рабское существование.

Именно с такими мыслями и улыбкой на невидимом лице Людмила подлетает к селу деда Миши. Теперь нужно тихонько подкрасться…

Почему возле дома деда Миши стоят черные джипы инквизиции?

Пять машин припарковались возле сломанного плетня. Прутья Проклятой ивы лежали переломанные под черной резиной колес.

У Людмилы екает сердце — что происходит? Почему они здесь?

Как удобно оставаться невидимой — она приземляется недалеко от джипов и беззвучно подкрадывается к открытой двери. Из соседних домов выглядывают испуганные соседи, но подойти