Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушайте, братцы, дальше, какая оказия со мной приключилась,— продолжал, волнуясь, Елизар Дыбин.— Пригляделся я к этому человеку, у меня и ноги врозь — подсеклись. Батюшки, да ведь это Кузьма Андреич Азаров! Сукин ты сын! Дружка! Ну, тут я со всех ног — к нему. Он меня тоже не сразу признал. Еще бы! Сколько лет, сколько зим! Обнялись мы. Расцеловались. Усадил он меня рядом с собой в автомобиль — и айда, покатили. Едем. На первых порах — ни слов у нас, ни речей. Только глядим друг на друга да, как малые дети, смеемся… Потом закурили. Тары-бары. Слово за слово. И разговорились.
— А кто он такой?
— Что за Азаров? — послышались голоса из толпы.
— Да наш человек. Свойский. Ссылку здесь при старом режиме отбывал. Мы с ним вместе на пашне у дох-тура Кармацкого круглое лето чертомелили. А потом я — было дело — помог ему незаметно восвояси отсюда податься. Ну, да это долгая песня. Об этом я вам доложу как-нибудь на завалинке — на досуге… А в сей секунд я насчет кармановской брехни отвечу. К позорному столбу его гвоздями пришью. У меня факты все налицо,— сказал Елизар Дыбин, простирая к толпе зажатые в кулаки руки.— Совхоз у нас строится — это факт. Это, как пить дать, правда. Второй факт — никто ни ваш, ни наш хутор с места не стронет. Это тоже — вернее некуда. А совхоз — бедовое дело. Одних тракторов целый табун и разных там всяких машин — тьма! Целину будут поднимать всю насквозь — десятин, говорят, тысяч сорок на первый случай. И Кузьма Андреич Азаров всему этому делу — голова. Ну я, конечно, полюбопытствовал: а как же, дескать, с крестьянским наделом — мужиков не обидите? Он и руками на меня замахал: «Что ты, Елизар! Окрестись да выспись. Мы не помещики — мужиков с земли выживать! Целины нам и без ваших наделов больше чем хватит. Окроме помощи вы, ребята, от совхоза ничего не ждите!»
— Суму надеть помогут,— сказал Карманов, опасливо покосившись на Елизара Дыбина.
Но Дыбин, презрительно взглянув на него, продолжал:
— А ежели, говорит, вы на хуторе артель сколотите, мы тракторами коллективную пашню распашем вам на целине.
— Так и сказал?
— Не врешь? — спросили опять один за другим братья Ефим и Агафон Куликовы.
— Это я-то вру?! — повернулся к близнецам Елизар Дыбин.— Это я-то на резонного человека клепать стану?! Да я за него в огонь и в воду! Башку на дровосек положу, ежели в поклепе меня уличите. Я таков. Мне все едино. Совру, выйдет не по-моему, рубанете меня — и концы в воду!
— Стало быть, выселять нас не будут?
— Это точно? — спросили братья Куликовы.
— Это — факт,— твердо ответил Елизар Дыбин.
— И даже тракторами нам целину подымут? — не-
доверчиво спросил арлагульский однолошадник Проня Скориков.
— В точности, если в артель запишемся…
— И на работу в совхоз можно определиться?
— В момент.
— Поклянись! — выступая вперед, требовательно, почти грозно сказали братья Куликовы.— А то нахвастал, а припрет — отрекаться вздумаешь.
— Что?! — вполголоса спросил, смерив братьев с ног до головы строгим взглядом, Елизар Дыбин.— Это я-то нахвастаю?! Это я-то от своих слов отрекаться стану?! Тогда вот вам — нате! — сказал Елизар. И он, повернувшись к церковным дверям, пал на колени и, размашисто осенив себя крестным знамением, торжественно произнес: — Клянусь крестом, богом и матерью за партийного человека Кузьму Азарова!
— Ты про дровосек помяни! — вполголоса подсказали Куликовы.
— Я и так под любой топор ляжу, ежели какая фальшь выйдет,— ответил голосом, далеким от шутки, Елизар Дыбин.
— Ладно. Запомним.
— Сказано: рубанете — и концы в воду. Мне все едино.
Притихшая было толпа снова пришла в движение.
— Смотрите, вершный на хутор летит!
— Ух ты, карьером!
— Видать, нарочный. Со срочным пакетом.
А спустя несколько минут толпа мужиков и баб, высыпавшая из-за церковной ограды на площадь, шарахнулась в стороны, давая дорогу всаднику на взмыленной, звонко екавшей селезенкой лошадке мухорчатой масти.
Всадник, осадив конька-горбунка, привстал на стременах, настороженно огляделся вокруг и, задержав взгляд водянистых глаз на вытянувшемся в струнку милиционере Серафиме Левкине, сурово сказал:
— Это еще что тут, товарищ милиционер, за ярмарка?
— Не могу знать, товарищ Шмурыгин. Сам поспел к шапошному разбору. Завели тут без спросу обедню, и толку не дашь — что к чему. Может, прикажете в воздух выстрелить? — закончил рапорт милиционер, расстегивая новенькую желтую кобуру.
— По какому поводу сборище? Что это все значит? Багры, ведра, бочки, лопаты? Пожар, что ли, был?.. А это что там за балаганщик? — спросил Шмурыгин, заметив
стоявшего на паперти на коленях Елизара Дыбила. Ефим Куликов шепнул Елизару:
— Похоже, ты проиграл, земляк. Вставай.
— Послушаем, что гонец из райцентра скажет,— заметил Агафон Куликов.
— Я прошу объяснить: что все это значит? Кто ответит? Вот хотя бы вы, гражданин,— обратился Шмурыгин к приободрившемуся при его появлении Антипу Карма-нову.
— Позвольте? — подняв руку, как школьник, спросил тенорком Антип и в ответ на одобрительный кивок Шмурыгина заговорил с ухмылкой, с опасливыми огля-дочками на Елизара Дыбина: — Спор тут у нас зашел на миру — выселят нас с хутора или нет? А гражданин Ды-бин даже вот до богохульства дошел. Перед божьим храмом на паперти поклялся, что хутора нашего не тронут. Божился, что сам директор совхоза в этом его уверил.
— Ого! Полпред Азарова?! — близоруко приглядываясь к Елизару, спросил с ехидцей Шмурыгин.
Дыбин, не зная, что значит слово «полпред», поправил Шмурыгина:
— Никакой не полпред. У нас — старая дружба.
— Все понятно. Все ясно,— заговорил, ерзая в седле, Шмурыгин.— Вполне прозрачная картина. Хорош коммунист! — воскликнул он, имея в виду Азарова.— За спиной руководящих районных организаций с ходу своей агентурой, оказывается, обзаводится… Это что же, Азаров уполномочил тебя, гражданин, агитировать? Против мероприятий партии и Советской власти? Номер!.. Я, как уполномоченный районных директивных организаций, категорически заявляю, что номер этот не выйдет. А за подобную контрреволюционную агитацию мы будем беспощадно бить кулацких отголосков по рукам. Меня командировали к вам для проведения массовой работы среди населения, и разговор у меня будет короток. Мы кулацкого саботажа не потерпим. И если на то пошло, десять таких хуторов в двадцать четыре часа сметем!
По толпе прокатился глухой, злобно сдержанный ропот:
— Круто замахивается!
— Пуп сорвать может!
— Ты только здесь не грози, товарищ уполномоченный. Дело раннее: испугать нас спросонок можешь,— съязвил Проня Скориков.