Ни одна из зарубежных экспедиций так и не смогла пробиться через льды восточнее Новой Земли! А русские ходили туда регулярно и каким-то подвигом не считали. Поморские корабли плавали в Карском море еще в XV в., достигли Обской губы, и не позднее 1570-х гг. закрепились на р. Таз, основав там город Мангазея. К началу XVII в. это был довольно крупный центр с населением 2 тыс. человек, и только в 1610 г. в мангазейский порт пришло 16 кочей из Холмогор и Архангельска. Отсюда прокладывались пути и дальше на восток – на Таймыр, в Хатангский залив. Кстати, наши предки были весьма квалифицированными исследователями. В.Н. Скалон, составляя в 1929 г. карту р. Таз, обнаружил, что «чертежи XVII в. стояли ближе к действительности, чем те, что были выпущены два века спустя».

Еще один центр полярного мореходства образовался в 1630-х годах, после выхода русских на р. Лену. Возникли верфи в Усть-Куте, Якутске, Жиганске. В море Лаптевых сомкнулись трассы кораблей, ходивших от Мангазеи и с Лены на «восточные реки» – Яну, Индигирку, Колыму. Об интенсивности плаваний можно судить по тому факту, что в 1647 г. якутская таможенная изба зарегистрировала 15 кочей, проследовавших к океану. Ну а в следующем, 1648 г., из Среднеколымска отправилась экспедиция Федота Попова и Семена Дежнева – очень трудная экспедиция, когда в Чукотском море в урагане погибло 5 кочей, но оставшиеся 2 обогнули «Большой каменный нос» (ныне мыс Дежнева), обнаружили «край и конец земли Сибирской».

Любопытно отметить, что в Северном Ледовитом океане были и свои пираты! Одним из них стал первооткрыватель Лены казачий десятник Василий Бугор. Он совершил несколько экспедиций на службе правительства, а потом захотел «погулять». С ватагой из 22 человек угнал в Якутске коч, грабил купеческие суда, прибрежные селения. Добыча пропивалась в кабаках заполярного Жиганска, где никаких властей отродясь не было. Тем же самым занимался в море Лаптевых сбежавший со службы Герасим Анкудинов с командой из 30 человек. Военных сил в здешних краях не хватало, и на подобные «шалости» правительство смотрело сквозь пальцы. Воеводам указывалось: ежели «воры» объявятся и покаются, возместив убытки потерпевшим, то и ладно, пускай дальше служат, искупают вину. Они искупили. Анкудинов пристал к эскадре Попова и Дежнева, погиб на Камчатке. Бугор отправился с экспедицией на Анадырь, также присоединился к Дежневу. После многолетних героических трудов он был отправлен в Москву с донесениями, с картами открытых земель, и пиратство ему простили. Судостроение на Руси существовало не только на Севере. По рекам вовсю ходили ладьи, струги, дощаники, будары. Среди них встречались суда отнюдь не маленькие: струги имели водоизмещение 30–35 т., есть упоминания о стругах «чердачных дощатых косящетых с чердаки и с чуланы» (с каютами и трюмами). Судоверфь в Воронеже существовала задолго до Петра I – ее основал в 1620-х гг. патриарх Филарет Романов, тут строились будары (баржи) для ежегодной перевозки донским казакам «хлебного жалования».

А в Черное море чуть ли не каждый год выплескивались челны донцов и «чайки» запорожцев. Это были большие лодки без палубы. С каждой стороны имелось по 10–15 весел, в хорошую погоду поднималась мачта с прямым парусом. Экипаж составлял 30–70 человек, вооружение – 4–6 фальконетов (легких пушек). Кстати, такими же судами пользовались знаменитые флибустьеры в Карибском море. Великолепные многопушечные фрегаты у них появились только в художественных романах и фильмах. За всю историю карибского пиратства у джентльменов удачи был лишь один фрегат, британский губернатор предоставил им 36 пушечный «Оксфорд». Флибустьеры на радостях перепились, кто-то полез с трубкой в крюйт-камеру, и корабль взлетел на воздух.

Но фрегаты были им без надобности. В морские сражения они никогда не вступали. Лодки были удобнее, чтобы в проливах Антильских островов выследить испанский корабль, отставший от конвоя, подкрасться ночью и взять на абордаж. Или внезапно обрушиться на прибрежный город. Казаки действовали аналогично. Низкие челны, почти сливаясь с водой, следовали на отдалении за турецкими судами, нападая на них в темноте. Либо, собираясь в эскадры, грабили берега Турции, Крыма. Налетали, когда никто не ждет. А пока противник очухается, приведет войска и флот, казаков уже след простыл. Они успевали отчалить, рассыпались по морю, исчезли в устьях рек.

Но и первая русская морская победа на Балтике была одержана казаками. В 1656 г. началась очередная война со Швецией, и патриарх Никон предложил отправить туда несколько сотен донцов. Их включили в отряд воеводы Потемкина, совершивший рейд по тем же местам, где через полвека будет воевать Петр I. Отряд блокировал крепость Нотебург (Орешек), затем спустился по Неве и внезапным налетом взял г. Ниеншанц в устье реки. Казаки вышли в Финский залив и возле острова Котлин обнаружили эскадру шведских военных кораблей, перевозивших солдат. Их атаковали, разгромили и пожгли – отличились прямо возле будущего Кронштадта!

А на Волге и Каспийском море дважды предпринимались попытки построить флот по подобию европейского. Здесь пролегал важнейший торговый путь в Персию, в Москву поставлялись пряности, драгоценности, а главное – шелк. В Европе он стоил баснословно дорого. Англичане, французы, голландцы, неоднократно уговаривали русских царей, чтобы им разрешили транзит через Россию, торговать с персами напрямую. Но всякий раз им отказывали. Уступать кому-то сказочные прибыли было глупо.

Однако в 1633 г. со сходной просьбой обратился голштинский герцог Фридрих III, и для него сделали исключение. У его нищего княжества не было ни денег, ни товаров. Русское правительство сочло, что такие конкуренты нам не страшны, а Россия получала через Шлезвиг-Гольштейн прекрасный выход на западные рынки. Царь Михаил Федорович даровал голштинцам право торговли с Ираном на 10 лет, в Нижнем Новгороде предполагалось построить 10 больших кораблей, которые будут курсировать до Персии, возить шелк. В договоре учитывалась и возможность ознакомления с зарубежными технологиями: немцам разрешалось нанимать русских плотников и матросов, но с условием – чтобы от них «корабельного мастерства не скрывать».

Руководили работами родившийся в России немец Ганс Берк (он же Иван Бережитский) и специалисты, прибывшие из Германии. В 1635 г. на воду был спущен корабль «Фридрих». Плоскодонный, но в остальном построенный по типу морских судов – трехмачтовый, 12-пушечный, с каютами для команды и большим трюмом для товаров. Правда, русские и персидские купцы, путешествовавшие в Иран на легких судах (Олеарий писал, «наподобие небольших барж»), выражали сомнение, будет ли пригоден «Фридрих» для здешней навигации. Они оказались правы. На Волге тяжелый корабль то и дело садился на мели, от Нижнего до Астрахани шел полтора месяца. А в мелководном, но бурном Каспийском море попал в шторм. Громоздкая плоскодонная конструкция была неустойчивой, судно валяло и било волнами. Корпус, пострадавший на волжских мелях, начал разрушаться. Чтобы спасти людей, корабль посадили на мель у берегов Дагестана. Остальные суда строить не стали.

Вторая подобная попытка произошла при Алексее Михайловиче. Расширению шелковой торговли мешали «воровские казаки», грабившие суда на Каспии и Волге. У российского канцлера Ордина-Нащокина возникла идея создать для охраны грузов регулярный флот. 19 июля 1667 г. был подписан указ об основании верфи и строительстве кораблей на Оке, в селе Дединове. Для этого привлекались голландские специалисты. Плотников, «бичевных и парусных дел мастеров» набирали русских. По распоряжению Алексея Михайловича были присланы царские живописцы, резчики по дереву – он хотел, чтобы его корабли были красивыми.