Этим вечером мы гуляли по городу, сидели в баре, слушалимузыкантов и рисовали свои портреты и шаржи у уличных художников. Буквально накаждом шагу Игнат страстно сжимал меня в своих объятиях, а я закрывала глаза отблаженства и мечтала, чтобы эти мгновения длились целую вечность. Он любилсмотреть, как я ем, и постоянно кормил меня с рук, а иногда и вовсе с ложечки,как маленького ребенка, предварительно остужая мне горячий супчик или маннуюкашу. Он любил смотреть, как я двигаюсь в танце, хлопал и просил меня танцеватьеще и еще. Ему нравилось, когда мы занимались сексом, наблюдать за тем, как ялюбуюсь своим отражением в зеркале, как я плачу, смеюсь, кусаюсь и умоляю его,чтобы это никогда не заканчивалось. Он любил все, что я делаю, и постоянноговорил, что любит мой голос, мои глаза, мой слегка вздернутый носик,очаровательные реснички и милые ямочки на щеках. Но больше всего, говорилИгнат, он любит мое сердечко, потому что оно такое маленькое, а вмещает в себятакую большую любовь. Он любил все, что я делаю, все, о чем думаю и говорю.

Ночью я почувствовала себя плохо и ощутила, как у менязаклокотало в груди.

– Игнат, мне плохо. Видимо, я простыла.

– Где же ты могла простыть в такую погоду? – заботливоспросил мой возлюбленный и прислонился к моему лбу.

– От кондиционера – я очень быстро от них простываю. Ненужно сегодня его включать.

– Это я виноват. Привык спать под кондиционером. Ну почемуты мне раньше об этом не сказала?

– Думала, обойдется.

Игнат вскипятил воду и стал поить меня чаем с липовым медом.

– И какого черта я включаю этот кондиционер? Нужно дышатьморским воздухом.

Распахнув дверь балкона нараспашку, Игнат лег рядом со мнойи запел мне колыбельную песенку.

– Да ты с ума сошел! – Своим пением он растрогал менянастолько, что на моих глазах показались слезы. – Ты всем своим женщинампел подобные песни?

– Кристи, мы же с тобой договорились больше не вспоминать окаких-либо других женщинах.

– Ответь, пожалуйста, на мой вопрос.

– Я никогда никому ничего не пел. Мне хочется петь толькотебе.

– Тогда я самая счастливая женщина на свете.

– Я сделаю все возможное, чтобы ты никогда не усомнилась вэтом.

На следующий день я решила отлежаться в постели, потому чтоу меня по-прежнему держалась высокая температура. Игнат заказал завтрак прямо вномер, вновь покормил меня, словно маленькую, заботливо укутал меня одеялом иушел купаться.

– Не вздумай вставать. Приду – проверю, – чмокнул Игнатменя в щеку перед тем, как уйти.

Закрыв глаза, я слегка поджала губы и подумала о том, чтото, что происходит сейчас, творится со мной впервые. За эти чувства я готоваотдать все на свете. Только бы они не прошли, потому что чем сильнее ты любишь,тем сильнее потом боль потери. Я вспомнила, как совсем недавно Игнат баюкалменя, словно малышку, гладил по голове и играючи целовал в ушко. А еще явспомнила о том, как однажды я очень сильно заболела ангиной и у меня началасьлихорадка. Я лежала в своей спальне вся бледная и горячая и смотрела глазами,полными мольбы, на сидящего рядом Бориса.

– Борис, умоляю, не уходи, – шептала я, облизываявысохшие губы. – Я не могу оставаться одна. Мне страшно! Мне кажется, ясгорю.

– Малыш, не обижайся, но я должен уехать. Я буду тебезвонить, – говорил Борис виноватым голосом и поглядывал на разрывающийсяот звонков телефон. Видимо, это звонила обеспокоенная жена.

Температура ползла вверх так стремительно, что он сам не нашутку испугался и вызвал «Скорую». Врач сделала мне укол, положила на столупаковку таблеток и сказала, что если мне станет хуже, то необходимо будетвызвать «Скорую» еще раз, и тогда мне придется ехать в больницу. При этоммедики настоятельно рекомендовали Борису не оставлять меня одну и уехали. Всеэто время Борису на мобильный названивала жена, он заметно нервничал и смотрелна часы, выжидая момент, когда ему наконец можно будет уехать. Наконец, невыдержав нервного напряжения, Борис все же отвел взгляд в сторону и сказал, чтоему пора уезжать, обещая мне звонить как можно чаще. Тогда я взяла его за руку,заплакала и сказала ему о том, что мне страшно оставаться одной. Я просила егоне уезжать, дождаться того момента, когда высокая температура хоть немногоспадет и я смогу уснуть, но Борис ерзал, сидя на кровати, и нервно по телефонуобъяснял своей супруге, что у него важная встреча и он скоро приедет. И онуехал. Он уехал, несмотря на мои слезы, мольбы и уговоры. Он уехал, а яосталась одна и завыла белугой от одиночества, страха и внезапно навалившейсяна меня болезни. Борис чувствовал свою вину и пытался ее загладить своимичастыми звонками, но я решила, что в данной ситуации будет намного лучше, еслия не стану брать трубку. Что я и делала.

Немного поспав, я посмотрела на часы, вышла на балкон иувидела, как к зданию нашей гостиницы подходит Игнат. Красивый, высокий,загорелый, плечистый, с широкими скулами и коротко подстриженными шелковистымиволосами, с потрясающей улыбкой. Заметив меня, он помахал пляжным полотенцем иподнялся в номер.

– Кристи, а почему ты не в кровати?

– Устала валяться.

– Лучше пару дней поваляться в кровати, чем перенестиболезнь на ногах. Ты проголодалась?

– Я бы что-нибудь съела.

– Тогда обед тоже заказываем в номер.

Игнат принял душ, надел махровый халат и восхищеннопосмотрел на сервировочный столик, уставленный разнообразными яствами, которыйпо первому зову привезли из гостиничного ресторана.

– Боже мой, наверное, все это чертовски вкусно!

Игнат вновь кормил меня, как ребенка, и поглаживал моюспину.

– Отлежишься еще денек и будешь в полном порядке.

– Как море? – спросила я и бросила в сторону Игнатаревнивый взгляд.

– Море сегодня шикарное: слегка штормит. Я люблю неспокойноеморе.

– Как женщины?

– А при чем тут женщины? – лукаво спросил меня он.

– Как они на тебя реагировали?

– Кристи, но ты же сама знаешь, как бабы на меня реагируют.Когда я прохожу мимо, они открывают от удивления рот, хватают меня за плавки ипадают без сознания, – громко рассмеялся Игнат.

– Ты это серьезно говоришь? – заметно напряглась я.

– Шучу. Дурочка ты моя, ну неужели ты не поняла, что мне,кроме тебя, никто не нужен.

– Это правда?

– Истинная правда, – улыбнулся Игнат и принялся кормитьменя окрошкой.