с болью смотрел, как из Виргинии уезжают целые семьи. «Вот и пришла война, – сказал он, – настоящая война». Сказывался и тот факт, что некоторые солдаты служили неподалеку от своих родных мест. Как-то вечером кавалерист Джон Портер проезжал мимо дома в Кентукки и увидел за окном жену своего родственника – она сидела за столом и читала книгу. При виде этой уютной, мирной картины ему захотелось, чтобы война поскорее закончилась. Возможно, после такой мимолетной встречи с родственницей он с меньшей готовностью приказал бы ограбить, разрушить или сжечь такой же дом. Здесь также слышится слабый отзвук довоенного запрета на причинение вреда женщинам. Однако большинство солдат Конфедерации ничего не писали о том, как в их армии поступали с частными домами[293].

Некоторые офицеры пытались держать своих людей под контролем и положить конец жестокому разрушению жилья. Они осуждали тех, кто поджигал здания без приказа, называли это «бесчинством» и зачитывали перед строем Военный кодекс. В 1862 году майор М. М. Киммел обвинил своих солдат в причинении вреда частной собственности в Холли-Спрингс, Миссисипи, и вычел сумму ущерба из их жалованья. Кроме того, он настоял, чтобы всем солдатам зачитали Военный кодекс. Майор напомнил своим людям, что армия Юга не должна «вселять ужас в жителей нашего собственного края». До нас не дошли документы военных трибуналов Конфедерации, поэтому мы не знаем, сколько виновных понесли наказание за подобные нарушения. Однако то, с какой частотой повторялись подобные ситуации, уже заставляет предположить, что солдаты-южане выполняли приказы ничуть не лучше, чем их собратья из армии Севера[294].

Мирные жители, их дома и армия Юга

Должно было пройти некоторое время, прежде чем среди мирных жителей, поддерживавших Конфедерацию, стало проявляться поведение, о котором пойдет речь. Понимание пришло не сразу: как и в случаях с реквизицией провианта и древесины, населению пришлось осознать, что свои потребности военные ставили превыше всего. В первые пару лет войны сторонники Конфедерации были рады принимать у себя солдат-мятежников – с готовностью предоставляли кров раненым и размещали в своих домах целые отряды. Южане нейтральных взглядов тоже чувствовали себя обязанными помогать войскам конфедератов.

Рядовой Эдвард Мур, сын рабовладельца, убедил хозяев одного деревянного домика пустить его отряд на ночлег. Сначала хозяйка возражала, пытаясь заставить их уйти, но под конец сдалась[295].

Тот факт, что солдаты-мятежники отбирали у населения еду и вырубали леса, уже был достаточно пугающим сам по себе, однако посягательство на дом воспринималось как угроза самой семье. Осенью 1861 года Чарльз У. К. Даннингтон потерял бо́льшую часть своего дома, и для него, надо полагать, это было особенно тяжело – Даннингтон имел представление о том, что такое история, ведь до войны он успел стать одним из основателей Исторического общества. Вместе с женой и семью детьми он жил в окрестностях Дамфриса, Виргиния, у них был один раб, который, судя по всему, в 1861 году сбежал. Дом Даннингтонов был трехэтажным, с шестью комнатами и крытым крыльцом, вокруг него располагались надворные постройки. Пока владельцы этого дома были в отлучке, некий капитан армии Юга разобрал кухню, кабинет и сарай, ободрал обшивку стен, снял двери и оконные рамы. Все эти материалы он забрал с собой для строительства лагеря, расположенного в нескольких милях от разоренного им жилья, и не оставил его хозяевам никаких документов о конфискации собственности. Вернувшись из поездки, Даннингтоны обнаружили здание в настолько плачевном состоянии, что денег на его ремонт им уже не хватало. «Моя жена уничтожена горем», – возмущался Даннингтон, ведь его жена родилась в этом доме, который был построен ее отцом. Глава семьи был готов подать на армию в суд, но местные суды уже не работали. Тем не менее он полагал, что налогоплательщики должны были протестовать против такого самоуправства, и задавался вопросом, не живет ли он при «военном деспотизме»[296].

Другие мирные жители тоже были ошеломлены, когда выяснялось, что военные-конфедераты могут посягнуть на их дома. Поначалу они даже не верили, что солдаты Юга способны на те же самые действия, которые вызывали у них такое возмущение в исполнении северян. В первую военную зиму в Южной Каролине солдаты-мятежники топили костры дверями и ставнями, выломанными в резиденциях плантаторов. Местный житель по имени Уильям Грейсон пришел в ярость: по его словам, «наши собственные люди» оказались ничуть не лучше янки. Иногда человек мог остаться без дома за считаные минуты. В окрестностях Йорктауна, Виргиния, артиллерия конфедератов расстреляла особняк рабовладелицы миссис Фарренхолд, в котором та жила вместе с племянницей, так что женщине пришлось переселиться в бревенчатый домик, где раньше обитали ее рабы. Как писал репортер-янки, мятежники знали, что миссис Фарренхолд поддержала сецессию, но все равно уничтожили ее дом[297].

Когда белые южане – сторонники Конфедерации обращались к собственной армии с просьбой защитить их дома, ответ мог оказаться очень грубым. В феврале 1863 года Ф. У. Пауэлл и несколько его соседей из Миддлбурга, Виргиния, попросили кавалериста Джона Мосби, который был в тот момент разведчиком Маградера, прекратить преследование северян, поскольку те пригрозили сжечь в отместку весь город. Очевидно, просители рассчитывали, что между армией и мирными жителями Юга еще сохранилась какая-то солидарность. Мосби с возмущением отверг эту просьбу: «Я не раздумывая отказался», – и этот ответ, возможно, помогает пролить свет на отношение военных-конфедератов к мирному населению и его собственности. Офицер отмахнулся от их обращения, увидев в нем «унизительный» компромисс с неприятелем, и добавил, что не несет ответственности за текущее положение вещей, поскольку в Миддлбурге его людей никогда не было. Месяцем позже, в марте 1863 года, Мосби стал капитаном партизанского отряда, а большинство офицеров продолжали выказывать такое же безразличие к интересам гражданского населения[298].

Поведение северян после Поупа

Появление указов Поупа в июле 1862 года не оказалось отчетливой линией между «до» и «после», поскольку армия по-прежнему нуждалась в материальных ресурсах. Как и в случаях с провиантом и древесиной, большинство солдат полагали, что их потребности важнее всего. В приказах Поупа были указания о том, как солдатам надлежит обращаться с частными постройками (№ 7), о том, кому можно оставаться в домах (№ 11), и о том, следует ли охранять здания (№ 13). В приказе № 7 говорилось, что федеральные войска имели право разрушить дом, если из этого дома по ним стреляли. Согласно приказу № 11, в своих домах могли оставаться «граждане мужского пола», присягнувшие Соединенным Штатам; если они отказывались принести присягу, их насильно отправляли на юг, за федеральные границы. В приказе № 13 Поуп утверждал, что перед домами или другими частными зданиями больше не требуется выставлять часовых. Кроме того, он добавил, что Военный кодексе и армейские постановления подразумевают «обширные средства» для того, чтобы удержать солдат в рамках допустимого[299].

Несмотря на приказ № 7, федеральные солдаты продолжали изымать древесину для военных нужд из частных домовладений. Выбор дома редко определялся политическими воззрениями хозяина; иногда указания относительно такого выбора солдаты получали от офицера. Уильям Т. Шерман объяснял, что солдаты, плывшие на кораблях Федерации по Миссисипи, были вынуждены сходить на берег и разбирать на бревна дома с тем, чтобы обеспечить себя топливом, поскольку дровяные склады региона оказались истощены. Рядовые часто действовали по собственной инициативе: однажды в Виргинии они успели