просит не обижать девочек. «Нет, старик, мне не нужны твои деньги, мне нужны твои дочери», — ответил ему Апарисио. «Капитан, не обижайте девочек», — молил старик. Между тем девушки убежали за большую оитисику, и, когда Апарисио намеревался броситься за ними, старик взвел курок и, весь ощетинившись, как дикий кот, закричал: «Капитан, только через мой труп… первого негодяя уложу…» Но он еще и рта не закрыл, как негр Висенте выстрелил ему в голову, а другие парни сделали то же с остальными мужчинами. Оставшись одни, девушки с плачем метались, как безумные. Апарисио показал здесь, кто он такой… Даже рассказывать, как все это было, нехорошо.

Домисио, вспоминая теперь об этом случае, опять видел все, как наяву. Ему чудилось, что негр Висенте терзает белое тело девушек и остальные парни набрасываются на них с жадностью голодных шакалов… и как потом наступила тягостная тишина. Они оставили младшую из сестер в ужасном состоянии, остальные члены семьи лежали недвижимо под сенью оитисики. Сертан затих, даже земные твари умолкли при виде этой мерзости.

Я шел, опустив голову, и, когда остался один с братом, не стерпел: «Апарисио, ты действительно такой и есть, как о тебе говорят люди. Ты страшнее, чем засуха семьдесят седьмого года». Он улыбнулся и сказал: «Домисио, кангасейро должен так поступать, иначе он смягчится и потеряет силу. Если бы не Висенте, этот старик прикончил бы меня. Сертан должен бояться кангасейро, иначе с ними не будут считаться…» И ушел, не сказав больше ни слова. Обесчещенные девушки лежали грязные и истерзанные на земле. Три дня у меня из головы не выходила эта сцена. Я чувствовал себя виноватым, а кангасейро смеялись и подшучивали надо мной: «Парню не нравятся девчонки… Я бы справился с четырьмя». Ребята чертовски тосковав без женщин. И только во время стычки с сержантом Гомесом в оврагах Сан-Франсиско все это прошло. Дело было так: отряд собирался переправиться на другой берег, но разведчик Релампаго сообщил Апарисио: «Капитан, впереди солдаты». Апарисио позвал негра Висенте и что-то тихо сказал ему. Решили разделить отряд на две части. Сержант Гомес, несомненно, направлялся в дом нашего человека Зе Гуедеса, который жил на берегу реки и предоставлял отряду каноэ. План был тотчас выработан: негр Висенте с десятью парнями обойдет солдат по каатинге слева, а Апарисио последует за солдатами. Негр должен был успеть расположиться на валунах, за домом Зе Гуедеса, и поэтому ему предстояло приложить большие усилия, пробираясь через колючие кустарники. Но для негра Висенте в сертане не было секретов. Апарисио же последует за солдатами и, как только приблизится к оврагу у реки, откроет огонь. Сказано — сделано. Домисио оставался с братом и видел, как тот спокойно командовал людьми. Сержант Гомес был одним из храбрейших вояк Пернамбуко.

Так шли они навстречу решительной схватке. И случилось то, что должно было случиться. Апарисио остановился в двухстах шагах от дома Зе Гуедеса с отрядом в боевой готовности. Это был первый бой Домисио. Послышались выстрелы негра Висенте, солдаты ответили на выстрелы. В это время Апарисио ползком пробрался через кустарники и, с тыла обрушившись на солдат, дал залп. Крик парней почти заглушал гул выстрелов. Стрельба продолжалась менее получаса. Домисио дал первый выстрел, и потом оружие защелкало у него в руках. Он стрелял и уже не различал выстрелов, только ясно слышал крик Апарисио. Брат был рядом, его глаза налились кровью, по лицу катился пот, смешиваясь с бриллиантином, стекавшим с волос. Он увидел, как Апарисио выхватил кинжал, потом крикнул своим парням: «Сержанта оставьте мне!» Сержант был еще жив, собрав последние силы, он крикнул: «Убивай, бандит, сукин сын, ты убиваешь мужчину…» Но Апарисио заткнул ему рот кинжалом, кровь хлынула на жесткую землю и потекла по камням. На этот раз Домисио смотрел на все это как на что-то обычное.

Закончив операцию, отряд направился в дом коитеро, и парни ели и веселились там всю ночь напролет, а потом улеглись спать под деревьями. Утром пили в коровнике молоко, спокойные и счастливые. Им предстояло переправиться через реку, чтобы попасть в Баию. Сержант Гомес и солдаты лежали распростертые на земле, Апарисио оставил свой знак в их распоротых глотках. Воспоминания о девушках, загубленных по дороге в Панелу, понемногу бледнели. Домисио стал привыкать к жизни кангасейро, и вот настал его день. Это было вечером. Отряд шел к убежищу, вблизи Кабробо. Апарисио вспомнил, что поблизости находится фазенда некоего Матиса, отца лейтенанта одного из летучих отрядов Пернамбуко.

Дождались темноты. С наступлением ночи переправились через ручей и оказались рядом с домом. Волы еще бродили по загону, а из открытых дверей падал свет. Дали первый залп. Неожиданно из дома ответили огнем. Свет погас, и стрельба усилилась. Апарисио, укрывшись за пан д’арко, сказал негру Висенте: «Черти, успели приготовиться».

Чем больше стреляли кангасейро, тем сильнее было сопротивление. Животные ревели, на помощь могли подойти соседи. Апарисио не рассчитывал на это и еще больше обозлился. Тогда кангасейро Синдо подскочил к окну, лег на землю и закричал: «Эй, вы там, отродье потаскухи, от вас и следа не останется!» Осажденные не заставили себя ждать и тоже закричали: «Входи, конокрад, ты войдешь в дом, где есть мужчины» Стрельба усиливалась. Люди стреляли из дверей, из окон. В это время послышался крик Синдо: «Капитан, я действую кинжалом». Он вскочил в окно и начал размахивать холодным оружием. Кангасейро сомкнули круг и взяли дом штурмом. Женщины спрятались в комнатах. Фазендейро и трое его сыновей — один еще совсем мальчонка — были ранены. У старика хлестала кровь изо рта. Как это случилось со мною, сам не знаю, — вспоминал Домисио. — Я схватил тогда одну из девушек… Мне почудилось, что меня обнимает таинственная женщина из пещеры метисок… Я не почувствовал ни жалости, ни угрызений совести. С этого момента жизнь стала казаться мне совсем иной Кангасо дал мне больше силы, чем стихи и песни в лунные ночи. Я почувствовал себя хорошо с того дня, когда меня ранили. А увидев близко смерть, я опять совсем изменился. Тело потеряло силу, и воля к жизни стала слабеть. А после того, как я побывал у матери — в те дни я был счастлив, как никогда, — я вернулся в отряд, и мне показались чужими и кангасейро и Апарисио. Брат даже сказал мне: «Домисио, после того как ты вернулся, у тебя лицо стало похожим на лицо женщины после родов». Да. Я видел смерть так близко, что потерял уверенность в