Они покинули гостиницу. Почтительный слуга придержал занавес. Двое других подвели пардов. Даже управляющий лично вышел проводить. Он был доволен: золотая монета приятно оттягивала карман.

– Тибун! – позвала Тэлла.

Из темноты мягко выкатилась карета, запряженная пятеркой породистых упряжных псов.

– Великодушный муж сделал мне подарок! – сказала Нилу женщина.

– Кстати,– заметил гигант, забрасывая тюки на крышу кареты. – Твои друзья могут сесть внутрь. Карету со знаком Дракона никто не остановит. А мы поедем верхом.

Нил кивнул, поднял ее и посадил в седло. Пард лизнул его в щеку.

Слуга похлопал тростью коренника, и упряжные псы, рыча и повизгивая, тронули с места. Легкая карета, покачиваясь, исчезла в темноте.

– Тебе будет грустно без меня? – спросила Тэлла.

Их животные бежали так близко, что нога женщины касалась ноги воина.

– Нет,– ответил Нил.– Но я тебя не забуду. И, может быть, вернусь.

– Может быть,– Тэлла улыбнулась нежно и жалобно.– Подари мне что-нибудь, мой Тур!

Нил вынул кинжал и отрезал прядь желтых волос, падающую на его лоб…

– Возьми,– сказал он, протягивая прядь женщине.– Это то, что ты хотела?

– Да, мой Тур! – Тэлла поцеловала подарок и спрятала в кожаный, с бисерным узором, кошель.

Некоторое время они ехали молча. Слышно было, как цокают по камню когти и ровно дышат бегущие парды.

Тэлла крепко сжимала ногами мохнатые бока и ощущала коленями, как перекатываются мощные мускулы под толстой кожей.

– Я сочинила тебе песню! – сказала она Нилу.– Хочешь услышать?

– Ты спрашиваешь!

Тэлла положила руку на твердую луку седла. Ее пальцы начали отбивать ритм:

Я – угли, ты – ветер

И боль моей груди.

Ты – пламя, я – сети,

Приди ко мне, приди!

Войди, разбей меня!

Войди – и я умру!

И стану тенью я

Под сенью твоих рук!

Ты – влага, я – жажда,

Я суше, чем песок!

Ты гибнешь, я стражду:

Ты плоть мою рассек!

Иди, разбей меня!

Иди – и я умру!

И стану тенью я

В сплетеньи твоих рук!

– Тебе нравится?

– Да, моя богиня! Ты больше, чем я думал!

Тэлла тихо засмеялась, нашла в темноте его руку и прижала к губам.

– А ты – нет, мой воин! – сказала она.

Ладонь Нила легла на ее талию. Они ехали так близко друг к другу, как только позволяли парды.

– Я сразу поняла, кто ты! – прошептала Тэлла.– Но ты дал мне больше, чем я ждала!

– Ты – самая красивая из моих женщин! – шепнул воин, почти касаясь губами ее уха.

– А я знаю, что ты видишь меня даже в этой чернильной тьме! – Она хихикнула, как напроказившая девочка.

– Ну, это не штука! – усмехнулся Нил.

Парды, которым надоело бежать морда к морде, сердито шипели друг на друга.

– Пахнет водой,– сказала женщина.– Скоро мы расстанемся, мой Тур.

Катящаяся впереди карета остановилась. Нил соскочил на землю. Хихарра тяжело выбрался из кареты и вгляделся в темноту.

– Ни зги не видно, кусай меня в задницу! – проворчал он.– Возничий, это та самая лестница?

– Другой дороги нет! – заверил его слуга.

Над водой было светлее, чем в тени деревьев. Но испарения, поднимавшиеся над поверхностью воды, не пропускали слабого света звезд.

– Гляди туда, Хихарра! – сказал Нил, поворачивая кормчего в нужном направлении.

– А, вижу,– пробормотал Хихарра, разглядев наконец шагах в восьмидесяти темную тушу корабля.

Кормчий дважды свистнул. В ответ на корме судна вспыхнул и погас красный огонь. Старый слуга зажег светильник и поставил его под деревом. Вскоре они услышали, как шлепают по воде длинные весла. Потом днище лодки проскрипело по мокрому песку.

– Отец? – тихо позвал из темноты Флон.

– Хой! – отозвался Хихарра.

Мускулистые гребцы в набедренных повязках выпрыгнули на берег. Хихарра подал руку Этайе, и женщина ступила на землю. Лицо ее было открыто, но разглядеть его во тьме могли разве что Нил и вагар.

Эрд вышел из кареты следом за светлорожденной. Силы так быстро вернулись к нему, что удивленный кормчий тихо выругался.

– Эти благородные и вправду вылеплены из другой глины,– сказал он сыну.– Только что наш побратим приволок его на плече, будто мешок с шерстью. И кровищи на нем было больше, чем одежды. А погляди, вот он стоит с таким видом, будто не прочь опять затеять с кем-нибудь потасовку.

Последний матрос столкнул лодку с отмели и запрыгнул на нос. Гребцы ударили веслами, разворачивая лодку в сторону корабля.

Прислонясь спиной к гладкому стволу, Тэлла смежила веки. Слабый ветерок теплой ладошкой касался ее лица и обнаженных плеч. Она услышала, как захлопали, поднимаясь, паруса. Потом противно заскрипел вал – подняли якорь. Корабль тихо-тихо сдвинулся, пошел, пошел…

Мигнул на прощание огонек, высокие мачты заслонили звезды, и тьма сомкнулась за высокой кормой.

Старик слуга с ласковой фамильярностью коснулся руки Тэллы:

– Пора, госпожа!

Тэлла его не слышала.

Конец первой книги

«Некогда на юге Красной Земли, в одном из племен Эдз ама, что кочевало вдоль побережья Солнечного моря, родился мальчик.

Отец его, вождь племени, умелый во владении кривой эдзакской саблей и боевым топором, в науках искушен не был, но племенем в тридцать пять семей правил как надо. И боги благоволили вождю: ни разу за все время его власти над людьми и скотом великая сушь не выжигала племенных пастбищ. Сын его и первенец ко времени, когда минуло ему полных двенадцать лет, стал искусен в стрельбе из лука, ловок и легок в движениях. Лицом он был приятен, телом худощав, с друзьями ласков, а врагов еще не приобрел.

Более всего любил отрок носиться на стремительном парде по холмистым пастбищам. И еще слушать истории Бина, чужака, беглого раба из Гурама. Рожденный далеко на севере, Бин прижился в племени за шесть лет до рождения мальчика.

Был умен сын вождя. И к языкам способен: выучился языку Северной Империи у старого Бина, чужака, и диалекту бур-чаданну выучился. У пленника, захваченного в стычке на южном берегу реки Норовистая, выучился языку бур-чаданну сын вождя. Пленник, впрочем, скоро сбежал к своим.

В утро, о котором пойдет речь, ничто не предвещало беды. Напротив, стойбищный колдун, взглянув на расположение легких перистых облаков, сообщил: удачным будет день для людей и стад. Должно быть, он имел в виду погоду.