Я внимательно слушала. То, что доктор Гинотт называл «любовным страданием» родителей во имя детей, было абсолютной нормой для моего детства. И не только моего! Почти в любом доме любой этнической группы можно услышать:

«Ты разрываешь мне сердце. Ты знаешь, как я беспокоюсь, когда ты отправляешься туда. Что ж, если это для тебя важнее меня, иди!»

«Доедай мясо, дорогой. Ты еще растешь. Не думай обо мне. Я приготовлю себе что-то еще».

«Не волнуйся о своем образовании, сынок. Если надо, я поработаю сверхурочно. Твоя задача – только учиться».

Единственное, чего родители ждут от детей, это любовь и благодарность. Но дети не чувствуют благодарности. Они ощущают ненависть. Родители готовы отдать все, готовы пойти на боль, страдания и жертвы, но детям это не нужно.

Я подумала, что мне следует быть осторожной. Страдания ради них совершенно ни к чему детям. Мне надо стараться делать что-то для них по желанию, без принуждения – или не делать вовсе. Я поняла, что порой лучше не дать ничего, чем дать – и взвалить на плечи ребенка непосильный груз вины.

На следующем занятии о своей проблеме заговорила Рослин.

– Не знаю, почему я так встревожена, но мне очень не по себе.

Доктор Гинотт усмехнулся.

– Как легко пробудить в родителях чувство вины, верно? – сказал он. – Но, давая ребенку понять, что он может вызвать в вас чувство вины, вы оказываете ему плохую услугу. Ребенок неожиданно становится прокурором, а родители оказываются на месте ответчиков. Как вы думаете, что чувствует ребенок, когда ему позволено так относиться к родителям?

– Не знаю, – задумалась Рослин. – Вину… страх… неприязнь к себе…

– Именно! – подтвердил доктор Гинотт.

Рослин тяжело вздохнула.

– А я думала, что помогаю ему!.. Но я все же не понимаю, что можно сделать в такой ситуации.

– Мы с вами говорили об истинных потребностях ребенка, – сказал доктор Гинотт. – Этим утром Питеру требовались не ваши объяснения, продиктованные чувством вины и не немедленное решение. Ему нужна была возможность продемонстрировать свою самостоятельность, собственную инициативу. Он должен был сам решить свою проблему.

Как же мы можем помочь ребенку удовлетворить его истинные потребности? Во-первых, если он будет думать о том, на кого переложить вину, то не научится мыслить конструктивно. Обвинения и встречные иски ни к чему хорошему не приводят. Чтобы отучить ребенка искать стрелочника, мы можем сказать, например: «Сынок, ты сам должен заботиться о том, чтобы у тебя были чистые носки».

Во-вторых, мы можем помочь ему, подтвердив сложность проблемы, с которой он столкнулся: «Что же можно сделать в такой ситуации? В доме нет ни одной пары сухих носков. Это серьезная проблема!» Так мы подтверждаем, что его беспокойство заслуживает внимания.

А затем мы переходим к самой сложной части. Рослин, вы должны были сказать себе: «Ничего не делай. Просто стой и смотри». Поверьте, если родитель просто стоит и смотрит, как ребенок преодолевает препятствие, он оказывает ему огромную услугу.

Хелен подняла руку.

– У меня произошло почти то же самое, что и у Рослин. И я до сих пор не справилась с этой ситуацией.

Ведь я ей помогла? Я хочу сказать, что я ее не отяготила своей виной, а подтолкнула к решению проблемы. Значит, я должна была быть собой довольна… Но я чувствовала себя ужасно. Я целый день представляла, как она будет сидеть со своим жалким завтраком, когда другие дети будут лакомиться тем, что их ответственные матери приготовили для них заранее. Я испортила ей весь день. Я даже не знала, что ей сказать, когда она вернется домой. Может быть, что мне очень жаль… И хоть как-то загладить вину…

– Хелен, – остановил ее доктор Гинотт, – родители не могут освободиться от чувства вины. Но мы можем сказать себе: «Я не должен позволять ребенку догадываться о моем чувстве вины. Это слишком опасно – для всех». Когда ребенок получает власть над нашим чувством вины, он получает в свои руки оружие, сравнимое по мощи с атомной бомбой. Как уже сказала Рослин, ребенок, который вызывает у родителя чувство вины, сам терзается этим чувством вины за то, что он с родителями это сделал. А знаете, какие эмоции вызывает у нас человек, заставивший испытывать угрызения совести? Мы его ненавидим! Позволяя чувство вины, мы стимулируем ненависть.

Чувствуется, что этими словами психолог наступил Ли на больную мозоль.

– Это действительно так! – воскликнула она. – Мы действительно ненавидим тех, кто заставляет нас мучиться угрызениями совести!