Однако на дона Хуана залп моих скептических замечаний не произвел ни малейшего впечатления. Он только посмеялся надо мной.

– Смешной ты парень, – сказал он. – Ты же видел кошку собственными глазами. Прямо под деревом, на котором сидел. Она не унюхала тебя и на тебя не бросилась только из-за запаха речной ивы. Он заглушает любой другой запах. А у тебя на коленях лежала целая куча ивовых веток.

Я сказал, что дело не в том, что я сомневаюсь в его честности, а в том, что все происходившее в ту ночь никоим образом не умещается в рамки обычного течения моей жизни. Когда я писал заметки, у меня даже ненадолго возникло подозрение, что это дон Хуан изображал горного льва. Однако эту идею пришлось отбросить, потому что уж слишком явственно я видел темное тело четвероногого зверя, который бросился на клетку, а потом перемахнул через площадку.

– Чего ты мечешься? – спросил дон Хуан. – Это была обыкновенная большая кошка. Тысячи их рыщут в тех горах. Большое дело! Ты, как всегда, обращаешь внимание не на то, на что следует. Не важно, что это было – лев или мои штаны. Имеют значение только твое состояние и твои чувства в тот момент.

Я никогда в жизни не видел и не слышал большой кошки на воле. И тот факт, что я находился всего в какой-то паре метров от зверя, никак не укладывался у меня в голове.

Дон Хуан терпеливо выслушал все мои соображения по поводу этой истории с горным львом.

– Слушай, а почему эта большая кошка внушает тебе такой страх? Ты прямо трепещешь перед ней, – довольно ехидно спросил он. – Ведь с такого же расстояния тебе приходилось наблюдать практически всех животных, которые здесь водятся. Но они тебя в такое состояние не приводили. Тебе нравятся кошки?

– Нет.

– А-а-а… Ну тогда забудь о ней. Собственно, урок состоял вовсе не в том, чтобы научиться охотиться на львов.

– А в чем?

– Ворона указала мне на то место возле болота, и там я увидел, каким способом можно заставить тебя понять, что значит «действовать в настроении воина». Вчера ночью, например, ты действовал, находясь в соответствующем настроении. Ты четко себя контролировал и в то же время был полностью отрешен, особенно в тот момент, когда спрыгнул с дерева и побежал ко мне. Ты не был парализован страхом. А потом, на утесе, ты действовал вообще превосходно. Я уверен, что ты не поверил бы в то, что совершил, если бы взглянул на тот склон днем. Большая степень отрешенности сочеталась в твоем состоянии с не меньшей степенью самоконтроля. Ты не бросил все и не наделал в штаны, и в то же время ты на все плюнул и взобрался в кромешной тьме на ту стену. Если бы ты случайно сошел с тропы, ты бы погиб. Чтобы в темноте подняться вверх, тебе необходимо было одновременно себя контролировать и от себя отказаться, бросив самого себя на произвол судьбы. Такое состояние я и называю настроением воина.

Я возразил, что все, что я совершил прошлой ночью, было результатом моего страха, а вовсе не настроения, соединившего в себе самоконтроль и отрешенность.

– Я знаю, – произнес он с улыбкой. – И именно поэтому я хотел показать тебе, что ты способен превзойти самого себя, если будешь находиться в нужном настроении. Воин сам формирует свое настроение. Ты об этом не знаешь. В этот раз настроение воина возникло у тебя благодаря страху. Но теперь тебе известно состояние, соответствующее настроению воина, и ты можешь воспользоваться чем угодно, чтобы в него войти.

Я хотел начать спорить, но для этого моим мыслям не хватало четкости. Непонятно почему, мне вдруг стало досадно.

– Очень удобно действовать, всегда находясь в настроении воина, – продолжал дон Хуан. – Оно не дает цепляться за всякий вздор и позволяет оставаться чистым. Помнишь свое особое ощущение там, на вершине? Это было здорово, а?

Я сказал, что понимаю, о чем он говорит, однако чувствую, что попытки применить то, чему он меня учит, в повседневной жизни были бы полным идиотизмом.

– Каждый из поступков следует совершать в настроении воина, – объяснил дон Хуан. – Иначе человек уродует себя и делается безобразным. В жизни, которой не хватает настроения воина, отсутствует сила. Посмотри на себя. Практически все мешает тебе жить, обижает и выводит из состояния душевного равновесия. Ты распускаешь нюни и ноешь, жалуясь на то, что каждый встречный заставляет тебя плясать под свою дудку. Сорванный лист на ветру! В твоей жизни отсутствует сила. Какое, должно быть, мерзкое чувство! Воин же, с другой стороны, прежде всего охотник. Он учитывает все. Это называется контролем. Но, закончив свои расчеты, он действует. Он отпускает поводья рассчитанного действия. И оно совершается как бы само собой. Это – отрешенность. Воин никогда не уподобляется листу, отданному на волю ветра. Никто не может сбить его с пути. Намерение воина непоколебимо, его суждения – окончательны, и никому не под силу заставить его поступать вопреки самому себе. Воин настроен на выживание, и он выживает, выбирая наиболее оптимальный образ действия.

Мне понравилась его установка, хотя она и была идеалистической. С точки зрения того мира, в котором я жил, она выглядела слишком упрощенной.

Дон Хуан только посмеялся над моими аргументами. Я же продолжал настаивать на том, что настроение воина никак не сможет помочь мне преодолеть обиду и боль, вызванные неблаговидными поступками моих ближних. Я предложил рассмотреть гипотетический случай: меня преследует и по-настоящему изводит, вплоть до физического воздействия, жестокий и злобный негодяй, облеченный властью.

Дон Хуан рассмеялся и сказал, что пример вполне удачный.

– Воина можно ранить, но обидеть его – невозможно, – сказал он. – Пока воин находится в соответствующем настроении, никакой поступок кого бы то ни было из людей не может его обидеть. Прошлой ночью лев тебя совсем не обидел, правда? И то, что он преследовал нас, ни капельки тебя не разозлило. Я не слышал от тебя ругательств в его адрес. И ты не возмущался, вопя, что он не имеет права нас преследовать. А ведь этот лев вполне мог оказаться самым жестоким и злобным во всей округе. Однако вовсе не его характер явился причиной того, что ты действовал так, а не иначе, изо всех сил стараясь избежать встречи с ним. Причина была в тебе самом, и причина была одна – ты хотел выжить. В чем вполне и преуспел. Если бы ты был один и льву удалось до тебя добраться и насмерть тебя задрать, тебе бы и в голову не пришло пожаловаться на него, обидеться