что может прочесть. Некоторое время он тупо смотрел на меня, и казалось, что не может понять, зачем я здесь.

– А что здесь случилось? – все же не удержался я от вопроса.

– Ничего хорошего, – наконец-то заговорил гоблин. – Знаешь, что, Назарий, пройдись-ка ты по квартире. Может, заметишь что-то необычное. Начни с этой комнаты, как раз и поймешь, что здесь случилось.

В ответ я лишь пожал плечами и шугнул мимо гоблина к дверному проему, но тут же дернулся обратно.

Гребаные карусели!

Сам не пойму, как удержал завтрак в желудке. Рассмотреть ничего толком не успел, да не очень-то и хотелось.

Приходить в себя пришлось под пристальным взглядом гоблина, так что, отдышавшись, я постарался принять независимый вид:

– Лучше начну с других комнат.

В ответ добился от жандарма лишь сокрушенного покачивания головой.

Если честно, я понятия не имел, что делать. Да и вообще, зачем Иваныч позвал меня сюда? Ни сейфов, ни подозрительных артефактов здесь явно не было. А что я мог сделать в качестве ищейки без опыта и нужных навыков? Бисквит вроде говорил, что матерые оценщики способны чувствовать предметы, насыщенные энергией творения, на приличном расстоянии, но то матерые, а мне еще долго понадобится прямой контакт с изучаемым объектом. Ну и где его здесь искать, этот самый объект?

Но тут же, словно желая подколоть, память подсунула образ револьвера Паука. Его я почувствовал пусть и не на большом, но все же расстоянии. Скорее всего, из-за стрессовой ситуации. Вот уж чего у меня сейчас хватает, так это адреналина в крови.

Для начала я решил выбрать самую безобидную комнату. По крайней мере, крови в ней не было, зато везде валялись самые разнообразные игрушки. Это была детская комната, причем родители явно баловали своего ребенка. Внутри даже шевельнулась зависть, которая давно уже должна была атрофироваться. В детдоме игрушек хватало, но все они были серьезно потасканные и дешевые. Здесь же прямо мини-филиал игрушечного магазина.

Глубоко вдохнув и, к счастью, не почувствовав даже ноток кровавого запаха, я постарался прислушаться к той информации, что появлялась в мозгу как бы сама собой. Даже закрыл глаза, чтобы визуальные образы не мешали. Было очень трудно что-то понять. Мысли о живших здесь людях и том, что с ними случилось, больше походили на догадки и собственные фантазии.

Нет, тут точно ничего не получится. Нужно либо идти в комнату с телами, либо признавать свою бесполезность и валить отсюда подальше. Почему-то второй вариант вызывал злость на самого себя и мерзкого гоблина в соседней комнате.

Решительно вздохнув, я вернулся к комиссару. Читать эмоции на морде гоблина было все легче и легче, так что его сарказм от меня не укрылся. И все же он смилостивился и протянул мне тканевую медицинскую маску синего цвета. Как только я ее надел, все остальные запахи были перебиты каким-то несильным ароматом с цветочно-пряными нотками. Дышалось легко, и совершенно не мешал запах крови и тлена.

Впрочем, и без запахов хватало пугающих деталей, могущих вызвать приступ рвоты. Повязка была пропитанная чем-то эдаким, и тошнота сразу прошла. Я решил не топтаться по уже подсохшей крови, а найдя чистое место, замер посреди спальни.

А вот тут испуганная фантазия совершенно не желала подкидывать всякие там домыслы. В голове было пусто, и оттого более явственно непонятно откуда пришла мысль, что в стене, прямо за спинкой кровати с искромсанными телами, что-то есть. Что-то, что не вписывается в общую картину.

Я открыл глаза и осторожно начал пробираться к кровати по чистым участкам пола. Уже когда взялся за спинку, спохватился и спросил у гоблина:

– Иван Иванович, можно отодвинуть кровать?

Если честно сам офигел от своей предприимчивости, особенно учитывая то, что истерзанные тела все еще находились на широком ложе.

– Что там? – тут же сделал стойку гоблин.

– Пока не знаю, – честно ответил я.

– Двигай, – согласился инспектор.

Мало того, он сам помог мне в этом деле. Кровать на удивление легко отъехала от стены. Я обошел ее и присел, чтобы обследовать стену у самого плинтуса. Как открыть хитрую фальшпанель, понял сразу, стоило лишь прикоснулся к ней. Никакого сейфа за панелью не было – просто потайная ниша с какими-то бумагами. Инспектор хищно цапнул документы и тут же начал их просматривать.

– Компромат на босса. Опасный, но это все равно пустышка. Не тот уровень для теней, – прорычал гоблин и резко отбросил стопку. Листы разлетелись и медленно опустились на залитый кровью пол вокруг кровати. – Иди ищи в кабинете.

Это прозвучало почти как «фас», но Иваныч сейчас явно не в себе, и лучше с ним не спорить.

Увы, мое почти получасовое нахождение в кабинете ничего не дало, в чем я и признался инспектору.

– Сгинь с глаз моих, – вызверился он, – пользы от тебя как от твоего зеленомордого друга. Его, кстати, тоже забери, пока я не наделал глупостей.

Дожидаться дополнительного пинка я не стал, так что быстро ретировался в прихожую, откуда выцепил все еще салатового Бисквита:

– Пошли, найдем поблизости бар и выпьем чуток для снятия стресса, – предложил я орку, с меркантильным намерением вытянуть из него полезную информацию.

В ответ поступило разумное предложение:

– Давай лучше ко мне. Не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии.

Оно и правда. Я как-то не сразу заметил подозрительные пятна на майке и бриджах орка. Не трудно догадаться, чем именно он так изгваздался. Самого чуть не пробило.

На свежем воздухе Бисквит позеленел, что в его случае означало приближение к норме. Да и мне стало легче дышать. Повинуясь приглашающему жесту, я подошел к бело-голубому кабриолету. Похоже, в Женеве царит мода на переделанные старые авто, особенно с крытым верхом.

Орк явно решил во всем косить под классического рэпера. В другое время я бы пошутил на эту тему, но не сейчас.

Бисквит плюхнулся в низко посаженное, широкое кресло, чем-то щелкнул на приборной панели. Пассажирское сиденье тут же начало трансформироваться. Оно сузилось и поднялось, становясь удобным для человека. Я уже начал привыкать к подобным чудесам, так что забрался в машину без особого удивления. Да что уж там, меня бы не шокировало, взлети кабриолет в небеса, но мы просто поехали по улице без особой спешки.

Пока ехали, орк молчал, уставившись на дорогу, а я анализировал произошедшее. Нет, о зверском убийстве старался не думать – скорее, пытался понять, что почувствовал, находясь в той проклятой квартире. Мой дар усилился, иначе как бы я сумел почуять тайник в стене. Бисквит что-то говорил о том, что наделить вещи энергией творения можно и не будучи гением. Просто необходим сильный эмоциональный посыл. Как в моем коврике для медитаций, с любовью сотканном для мужа простой женщиной. А когда кто-то прячет нечто важное для себя, он вливает в создание тайника массу эмоций – надежду, страх и, возможно, даже отчаянье.

Судя по словам гоблина, компромат в тайнике не был чем-то сверхопасным, но это в понимании Иваныча, а для покойного те бумаги могли нести сакральное значении и пугать не меньше королевской кобры. Так что схрон он создавал со всем пылом души.

И все же этого мало. Было что-то еще, что я упускал. В голову пришли ощущения, испытанные мной в детской комнате. Ничего такого я там не узнал, но все же улавливал какие-то фантомы знаний – едва заметные обрывки мыслей и информации. Зато их было много, а вот в спальне лишь пустота, словно кто-то стер все следы – даже крохи – энергии творения в предметах интерьера. А они точно были не фабричной штамповкой. И только напитанный страхом и надеждой тайник пробился сквозь липкую пелену, несмотря на свою изначальную слабость. Поэтому я и сумел уловить этот отголосок. Может, в детской тоже были свои тайники, но в общем шуме они терялись.

Так что же это за пелена, накрывшая все в комнате, где зверски убили людей? В голову почему-то пришла мысль об антониме термина «энергия творения» – энергия разрушения!

Блин, как же трудно разделять информацию, которую приносит мне мой дар, и плоды собственной, возможно не совсем здоровой, фантазии.

Пока я мучил свой мозг полубредовыми вопросами, мы добрались до итальянского квартала