с водой в кулере, хотя старая была полна на две трети.

В 17.30 она вышла на балкон и сказала громко: «Ну привет, извращенец. Наслаждайся». На прощание, не удержавшись, Ольга лукаво подмигнула невидимому зрителю.

Следующее письмо гласило:

«Добрый день!

Теперь я могу сказать, что видел ангела. Распущенные волосы очень вам к лицу. Пожалуйста, наденьте сегодня красное платье.

С искренней признательностью, Х.

P. S. Я не извращенец».

Как он мог её услышать? Хотя не всё ли равно, пусть тайна остаётся тайной и придаёт жизни новые краски.

На очередные две тысячи Ольга купила постельное бельё с розочками и васильками.

Постепенно балконные променады стали частью её распорядка. Каждый день Ольгу ждали деньги и маленькие задания. Сказать на языке глухих: «Мир красивый и я красивая», жонглировать тремя яблоками, спеть «Как упоительны в России вечера» на китайском и так далее. Становилось всё интереснее, девушка с нетерпением открывала очередной конверт и ждала посланий. Деньги брала с удовольствием, но дело было уже не в них.

Конечно, ей хотелось знать, кто этот щедрый незнакомец. Созрел план, очень простой: Ольга решила отследить процесс попадания писем в ящик. В пять утра, прихватив бутылку с водой и бутерброд, она заняла стратегически удобную позицию на лестничной площадке второго этажа.

Через час снизу послышалось неуверенное шарканье. Перегнувшись через перила, Ольга увидела бабушку — типичного божьего одуванчика в платке и вязаной кофточке. Испуганно оглядываясь, старушка потянулась к почтовому ящику.

— Я так понимаю, вы моя тайная поклонница! — громко сказала Ольга и сбежала по ступенькам вниз.

Бабушка охнула и попыталась сбежать из подъезда, но не тут-то было. Молодость оказалась проворней.

Они вышли во двор вместе.

— Рассказывайте, — попросила Ольга. — Иначе я буду думать, что беру деньги у какого-нибудь бойкого пенсионера.

— Не у пенсионера, а у инвалида, — тихо поправила бабушка. — Не нравилась мне эта затея. Но он упёрся как баран: иди да иди. Хожу вот.

— Он инвалид?

— Колясочник. Двадцать пять ему было, красовался перед девушкой и прыгнул с обрыва в озеро. А там воды по колено. Операций много делали, да без толку, не ходит с тех пор.

— А откуда у него деньги?

— Только ноги отказали — голова-то в порядке. Сидит, стучит целый день по клавишам, работает в компьютере. Когда скучно, бинокль возьмёт — и глядит, что там делается в соседних домах. Когда начал письма писать, прямо расцвел, улыбается каждый день. Раньше-то жить не хотел. Девушка бросила, друзья забыли, да и не друзья это никакие, значит. Не хочет, чтобы его жалели, особенно родители. Только со мной и общается. Сиделка я.

— Пожалуйста, ничего ему не говорите. Кстати, а как у него получается меня расслышать? До соседнего дома далеко.

— По губам читает.

После разговора с сиделкой письма перестали приходить. «Разболтала», — злилась Ольга, но упрямо выходила каждый вечер на балкон. От ощущения нужности кому-то отказаться очень непросто. Однажды она решилась и сказала:

— Привет, извращенец. Как ты там? Моего коллегу сегодня ужалил шмель. Точно посреди лба. Ещё я видела сон про динозавров и купила новый чайник.

Девушка понимала, что невидимый зритель ждал её и ловил каждое слово. Казалось, расстояние между ними сокращается. Ольга начала читать статьи, посвящённые людям с ограниченными возможностями. Сначала было страшно, потом не очень. Выйдя на балкон в очередной раз, она сообщила:

— Извращенец, я сегодня читала про твой недуг. В смысле не про больную голову, с этим всё понятно. Про ноги. Если меня укусишь, я тоже перестану ходить? Или будем кусаться осторожно?

Он смеялся, она чувствовала это.

— Ты бы написал чего, извращенец. Можно и без денег. Я волнуюсь.

В почтовом ящике лежало новое письмо.

«Привет, мой ангел. Вчера ты была ужасно смешной. Именно в этой последовательности (первое слово — ужасно). К письму прилагаю 23 рубля, юмор нынче стоит недорого. Ты очень красива!»

Переписка возобновилась. Однажды на улице Ольга встретила бывшего, но этот эпизод почти не произвёл на неё впечатления. Девушка торопилась домой: «балконное» время принадлежало другому человеку. В 17.30 она явилась на очередное заочное свидание в купальнике, шапочке для плавания и очках. И громко произнесла:

— Извращенец, я приглашаю тебя в бассейн. Не отпирайся, сиделка сказала, что можно. Хочу тебя видеть.

Наутро письма в ящике не было. Ольга пришла в ярость и, подкараулив бабушку-посредника, передала ей конверт с купюрами и письмом.

«Привет, мой милый, немного извращённый сосед напротив. Передаю тебе 14 000 рублей (7 дней по 2000, которые ты платил 3 месяца назад) плюс 50 000 от меня в подарок. Завтра ровно в 10 встречаемся у моего подъезда».

* * *

Ольга не спала всю ночь и утром, спускаясь вниз, несколько раз глубоко вздохнула и похлопала себя по щекам, чтобы успокоиться.

Он ждал внизу. Инвалидная коляска, рубашка, джинсы, знакомый уже запах лимонов и леса. Моложе, чем воображала Ольга, и очень симпатичный.

— Я заигрался, — сказал он. Было заметно, что переживает. — Прости меня. Вот деньги. Наверное, продолжать не нужно.

— Может, хотя бы попытаемся?

— Будет непросто и, скорее всего, больно.

— Я не собираюсь делать тебе больно.

— Всё равно поранимся. Оба.

— Ты с самого начала пытаешься командовать и решать за двоих, — заметила Ольга. — Теперь моя очередь. Сегодня сходим в бассейн, а дальше — посмотрим.

Она решительно подошла к коляске и повезла его в лето.

Наталья Берязева

Хлам

Прибирать в квартире — это мука. Это невозможно, невыносимо. И вообще, это лишение ее свободы. На свой мир, свое пространство. На место, где ей удобно. И где все так, как ей нравится.

Мать пыталась воевать, потом тоже смирилась. Если честно, то ей самой было все равно, как у нее в ее квартире. Она не считала её домом. Так, временно. Ведь жилье съемное. Вот когда будет свое — тогда и наведет уют.

Её детство прошло в деревенском доме, где работа была с утра и до вечера. Её с детства дергали: то огород прополи, то пол помой, то помои вынеси. За неубранную комнату наказывали: лишали минимальных денег на столовские пирожки. Потому в своем столе у нее было тайное место, куда она складывала записки от мальчишек, вырезки из журналов, фото актеров — все самое и дорогое и ценное, то, что заставляло замереть, разглядывая вырезку или засохший цветок, потому что с ними были связаны ее приятные моменты.