на горизонте «Нику», тут же отправился варить пунш. Поторопись, адмирал, в такую погоду ревматизм шляется по пятам.

Апостолос с удовольствием последовал его совету. В доме было тепло. Дрова в камине бодро потрескивали. Пахло уютом и покоем. Скандал с Пией показался далеким и нереальным. Напоминал о себе неприятным осадком и бессмысленностью. В отличие от многих своих сверстников, Апостолос с молодых лет мечтал о старости. Красивой, здоровой, мудрой. Наделенный властью и обладающий несметными богатствами, сейчас он находился на пороге своей мечты. В ней и для Пии было забронировано почетное место. Поэтому ее пьяный бунт не только возмутил, но и обидел Апостолоса. В любом деле, а тем более в таком непредсказуемом, как жизнь, самым главным является начало и конец. А что там случается в промежутке, совершенно неважно. Да, вокруг него постоянно крутились женщины. Это нормально. Гордиться нужно, а не ревновать… В глубине души Апостолос понимал, откуда в Пии зародилась такая злость. До его связи с Антигони, по мнению жены, не было опасности для их брака. Антигони многое перевернула в жизни Апостолоса. Он все еще мечтал о старости, но возрастные рамки несколько отодвинул. Страсть, с которой молодая женщина ворвалась в его жизнь, безоглядность в проявлении чувств и полнейшее бескорыстие застали Апостолоса врасплох. В отличие от Пии этой девушке ничего от него не было нужно. Лишь бы он приласкал и погладил ее по голове. Она способна неделями мурлыкать в его объятиях и не задавать вопросов о завтрашнем дне.

Задумавшись о своем, он не заметил подкатившего к нему Лефтериса с большим хрустальным бокалом в бронзовой плетенке, доверху наполненным еще бурлящим пуншем. Апостолос молча взял его и опустился в широкое развалистое кресло. Лефтерис заботливо накинул на его ноги пушистый плед из козьей шерсти. И с неизменной улыбкой приготовился слушать.

Апостолос с удовольствием отхлебнул терпкое приправленное специями вино и философски заметил:

— Зимой гречанки становятся совершенно невыносимыми.

— Да, да, зимы с каждым годом все длиннее и длиннее, — не расслышав его, согласился Лефтерис.

— Я еще в Америке заметил, что климат очень влияет на женскую психику.

— Из всех природных явлений женщина — самое непредсказуемое, — кивнул головой его глуховатый собеседник.

— Хотя Антигони и здесь исключение. Полгода вместе и ни одного неверного поступка. Она переворачивает все мои представления. Пожалуй, впервые любовь сама свалилась мне в руки. Как считаешь, это серьезно?

— Знаешь, почему мужчины уходят в море? Думаешь, торговать, ловить рыбу или воевать? Нет! Чтобы дам не видеть! Другой такой возможности Господь не предоставил. Правильно, что сюда приехал.

Апостолос скривился.

— Э… старик, совсем ты здесь одичал.

— Я слышал, Пия много пьет?

— Пьет…

— Нехорошо. Пьющая женщина может наделать много пакостей. Поостерегись ее. Я знаю, что происходит. Антигони ей — кость в горле.

— Кто сказал? — встрепенулся Апостолос и почему-то подозрительно оглянулся.

— Знаю. Целыми днями сижу, смотрю на море и размышляю. Ты с Антигони зашел слишком далеко…

— Не твое дело! — оборвал его Апостолос.

— Оно, может, и не мое. Но, поверь, и не тобой выдумано. Рано или поздно с каждым такое случается. Не хочешь, не слушай. Запомни одно — никогда не ставь даму впереди дела. Не веришь? Иди, спроси у Апулея.

Апостолос осознавал верность слов старого пирата. Как странно, можно обладать огромными знаниями, ворочать миллионными капиталами, организовывать фантастические проекты, а в ситуациях с женщинами соглашаться с незамысловатыми принципами нищего безграмотного корсара. Выходит, перед женщиной все мужчины равны так же, как и перед смертью.

— Я не хочу отказываться от нее! — в сердцах воскликнул Апостолос. — Может, это последняя радость в моей жизни.

Лефтерис согласно закивал седой головой, совсем как торговец-турок на восточном базаре, и беспечно заявил:

— Тот, кто не надеется попасть в рай, всеми силами пытается создать для себя его подобие на земле.

Апостолос внимательно посмотрел на корсара. Ничего не ответил, допил пунш и отправился в хлев к Апулею, предварительно прихватив на кухне сахар.

В теплом каменном помещении пахло сеном и навозом. Апулей радостно заревел, как грудной ребенок, и влажным носом уперся в подставленные ладони Апостолоса. Тот погладил его, угостил сахаром и уселся рядом на сено. Не спеша закурил сигару. Апулей не фыркнул, он любил запах хозяйских сигар.

— Сложности у меня, дружище… На этот раз Пия не остановится. А потерять из-за ее каприза Антигони выше моих сил… Что посоветуешь? Должен же быть какой-то разумный выход из данной ситуации!

Апулей задумался. Высоко задрал морду и, совсем как хозяин, принялся переминаться передними ногами. Потом опустил лобастую голову и замотал ею из стороны в сторону. Апостолос наблюдал за ним и вдруг вздрогнул от возникшего решения. Столь простая и очевидная идея могла зародиться только в мудрой голове Апулея. Оказывается, вопрос не стоит выеденного яйца! Он берет с собой в круиз Пию и тем самым предотвращает скандал. А кроме того, еще больше поднимает престижность и солидность круиза. Антигони он с самого начала не хотел ввязывать в эту историю. К чему рисковать? В трюмах как-никак будут находиться контейнеры с радиоактивными отходами. Значит, сколько ни принимай мер безопасности, радиационный фон на корабле присутствовать будет. А к вечно поддатой Пие радионуклиды не пристанут.

Апостолос встал, потрепал осла по шее, словно тот действительно подсказал ему отличный выход из трудного положения, и поднялся в дом. В реакции Пии на предложение ехать с ним он не сомневался. Оставалось как-то поэлегантнее объяснить Антигони. Но ведь она ни разу не воспротивилась ни одному его решению.

С широкой улыбкой Апостолос обнял Лефтериса.

— Ты прав, старик. В нашем раю скандалов быть не должно. Подай-ка мне еще бокал твоего отличного зелья!

Корсар лихо покатил на своем инвалидном кресле за кипящим пуншем.

Глава восьмая

Зимнее морозное утро размытым солнечным светом заглядывало в разукрашенные снежными замысловатыми узорами окна изб. Над забытой Богом деревенькой на Брянщине, так же легко и торжественно, как и много столетий назад, плыл малиновый звон. Бабы крестились на образа. Мужики, сплевывая и кряхтя, выходили на двор по малой нужде, совершенно не обращая внимания на царящую вокруг красоту. Многие избы стояли заколоченные. Народ потихоньку выбирался из этих проклятых мест. Оставались старики, пьяницы и фаталисты. Напрасно им объясняли, что жить на этой земле опасно. Она почти на метр заражена радиацией. В ответ они беспечно улыбались беззубыми ртами и отмахивались, мол, яблони плодоносят, хлеба встают, куры несутся, авось как-нибудь и пронесет. Со временем подобные споры отпали за ненадобностью. Словно по общему уговору