Теперь во взгляде черной прорези Генри чудилось любопытство. Чтобы поймать крупную рыбу, надо заинтересовать ее хорошей приманкой, так всегда говорил отец. И Освальд клюнул. Он заговорил.

– Я спрашивал новых гостей: «Видите остальных? Они живы, просто спят. Они выпили со мной напиток обещания, дав клятву служить мне. – Освальд поставил бутыль на стол. – А я за это честно заплатил им по монете. Когда соберу мощную армию, разбужу всех, и вы послужите мне, чтобы отвоевать мой трон. Потом сниму заклятие, и вы с бесценной монетой вернетесь домой. А вон там, у камина, лежат кости тех, кто не согласился. Но я вас не заставляю, напиток сработает, только если это будет добровольное желание». Так я говорил новым гостям. – Освальд развел руками. Эта беседа его, кажется, развлекала. – Людьми управляют только две вещи – жадность и страх смерти. Так что…

– А зачем паутина?

Крупный камень рухнул на пол прямо рядом с Генри, но он даже не дернулся. Охота – постоянная угроза смерти. К этому привыкаешь.

– Напиток не усыпляет. Он скрепляет сделку. Усыпляет как раз паутина, ее называют «узы сна». Старинная вещь и до сих пор отлично работает.

– А ты долго их здесь собирал?

– Триста лет. Распускал слухи, что тут спрятаны сокровища, чтобы люди продолжали приходить.

Генри вскинул голову:

– Вот оно. Вот зачем я тебе нужен. Ты знаешь, как уйти отсюда самому, но не можешь вывести людей, верно? Иначе ты бы уже разбудил их. Тогда как насчет сделки? Ты снимешь с меня перчатки, я уничтожу дверь, и твои люди выйдут. Иначе твоя работа пойдет прахом, их завалит камнями. Вот какой сделки ты хочешь.

Освальд оперся обеими руками на стол и коротко, сухо рассмеялся:

– А щеночек-то вырастет крупным хищником. Даже жаль, что мы не на одной стороне.

– Вот только что получу от этой сделки я? – Генри тоже оперся на стол. Чтобы показать зверю, что не боишься, подражай его движениям, так говорил отец.

– Ну, например, тебя не погребет под обвалом. Этого что, мало?

– Мало. Ты снимешь с людей заклятие и отпустишь их.

– Как насчет другой награды? Когда мои люди выйдут отсюда, я прикажу им убить посланников – мне свидетели не нужны. Их смерть и будет твоей наградой.

– Зачем она мне?

Освальд наклонился к нему сильнее. Генри теперь видел его совсем близко, видел даже царапины на железе и думал, что увидит его глаза, но даже отсюда в прорези доспехов была только темнота.

– Я знаю, ты не стал бы им мстить за себя. Но вот твой отец… Он ведь дал тебе уйти и задержал посланников, верно?

Генри показалось, что кровь во всем теле превратилась в ледяную воду.

– Откуда ты знаешь?

– Я много чего знаю. Знания – основа власти. Я же говорил, что следил за твоей судьбой. – Освальд оттолкнулся от стола и выпрямился. – Остальные посланники не такие милые люди, как тот кудрявый господин, который пытался подружиться с тобой на ярмарке. Представь: они поймали твоего отца, а он много лет укрывал самого опасного человека в королевстве. Как думаешь, что они сделали?

Генри бессмысленно смотрел на него. Вокруг было так тихо, неправильно тихо, несмотря на каменный рокот трясущихся стен.

– Что с моим отцом?

– Уверен, что хочешь знать подробности? Теперь ты один, Генри. Посланники – вот кто твои враги. И они за дверью.

Сейчас я сниму с тебя одну перчатку ты разрушишь стену я выведу свой отряд, и ты увидишь, как он убьет посланников. Другой сделки не будет. И ты примешь эту, потому что хочешь поквитаться с ними за отца, – едва ли не пропел Освальд, и в эту секунду Генри вдруг показалось, что под доспехами никого нет, только голос и пустота.

Генри втянул воздух и оглядел зал. Каменное крошево сыпалось сверху все чаще, путалось в волосах спящих, падало в кубки, оседало на куртке Джетта – тот по-прежнему лежал лицом вниз, без движения, но… Генри судорожно выдохнул и будто очнулся. У Джетта подрагивали пальцы, еле заметно скребли по полу, будто он пытался за что-то уцепиться.

– Согласен, – выдавил Генри.

– Ну наконец-то верное решение.

Освальд потянулся к огромной серебряной паутине, которая накрывала всех за столом, и одним движением сдернул ее. Она взвилась в воздух и растаяла. Люди за столом зашевелились, подняли головы. Они выглядели совершенно живыми, только глядели перед собой слишком спокойно, будто и не замечали оглушительной дрожи стен.

– Привет всем! Я надеялся, что это будет более торжественный момент, но выбирать не приходится, так что буду краток, – звучно сказал Освальд, и голос его казался почти веселым. Все смотрели на него внимательно и равнодушно. – Сейчас откроются двери, и за ними вы увидите своих врагов. Убейте их и ждите следующего приказа.

Люди одновременно встали, взяли со стола монеты, положили их в карманы и пошли к выходу. Освальд, упершись ладонью в стол, неожиданно легко перепрыгнул через него сильным движением. Генри даже не отшатнулся, только вяло протянул к нему связанные руки. Освальд дернул за палец перчатки с такой силой, что она выскочила из-под железной веревки, вдавившейся в запястье. Потом бросил перчатку на стол, взял бутыль и пошел в темный зал у входа в башню. Дверь тряслась так, будто сейчас сорвется с петель, – посланники времени не теряли.

– Знаешь, что самое смешное? – довольным голосом сказал Освальд. – Ты шел в поход, чтобы избавиться от своего дара. Но ведь тебе нравится им пользоваться. Сам это знаешь.

Генри, стараясь не слушать его, приложил к двери голую руку. По камню поползла чернота, он быстро нагревался, и Генри прижал ладонь сильнее. У него чуть ноги не подкосились от удовольствия, оно заглушило даже паническую мысль об отце, на несколько мгновений он забыл про все, остались только он и эта дверь, такая хрупкая, мягкая под его рукой. Генри толкнул ладонь вперед, и остатки обгоревших камней посыпались вниз.

В лицо Генри ударил живой, свежий ночной воздух. Прямо перед ним стояли потрясенные посланники, но смотрели они не на Генри, а ему за спину.

– Откуда они все взялись? – пролепетал Олдус.

Братья пронзительно завопили.

А дальше все происходило очень быстро. Отряд Освальда бросился на посланников. Олдус что-то крикнул своим, и они побежали через равнину, а люди Освальда – за ними. Генри шагнул Освальду за спину, накинул связанные руки ему на шею и дернул назад. Он давно заметил: между шлемом и доспехами был зазор, узкий, едва заметный. Тонкая цепь идеально прошла в него, Генри почувствовал, как она впивается в живое тело, и сжал голую руку в кулак, чтобы случайно не прикоснуться. Значит, в доспехах все-таки человек, и у этого человека сейчас пресеклось дыхание, он захрипел и ударил локтем назад. Генри увернулся, дернул цепь сильнее, и из руки Освальда выскользнула бутыль с серебристой жидкостью. Осколки разлетелись во все стороны.