— Информацией о вербовке абвером или службой безопасности Германии соратников Тельмана как шпионов и террористов мы не располагаем. Но нас вполне удовлетворяют меры, принятые властями Советского Союза в отношении преступников. Похоже, в борьбе с политическими экстремистами мы находим общий язык.

Делегация уже завершала обход, когда один из сопровождавших Брандта офицеров на ломаном русском языке обратился к Меркулову:

— Господин заместитель министра, мы слышаль о ваш успешный опыт решения проблемы «эвтаназии», то ест «легкая смерт». Нельзя ли, господин Меркулов, узнат об этих эксперимент немного больше? Этот проблема сейчас для Германии актуально. У нас начинается кампания «бесполезный едоки». Ее цел — ликвидация лудей, недостойный жить. «Легкая смерт» — лучшая участь неизлечимо больной, умственно отсталый и психически ненормалный луди. Кроме того, наш фюрер Адольф Гитлер призывайт беспощадно истребит и тех, кто натравливайт рабочих на нацию. Ваш эксперимент окажет полза Германии…

— О чем это он? Что-то я ничего не слышал про подобные опыты, — произнес Меркулов, поворачиваясь к коменданту НКВД.

— Речь идет об изобретенном, испытываемом в нашей спецлаборатории фургоне для приведения в исполнение высшей меры наказания. Первые эксперименты прошли успешно.

— А где находится этот, как вы сказали, фургон?

— В хозяйственном дворе НКВД.

— Тогда сейчас все устроим. Распорядитесь, чтобы его подогнали сюда для осмотра, — приказал комиссар госбезопасности.

Блохин резво бросился исполнять указание. Он уже воображал, какой эффект произведет его детище на иностранцев и как после их положительной оценки фургона руководство НКВД даст наконец добро на массовое внедрение новой бескровной технологии смертной казни.

Через несколько минут целая группа немецких специалистов уже дотошно осматривала неказистое сооружение. Один из офицеров, представившийся инженером, детально изучил систему подачи газа, оборудование по герметизации фургона, систему его вентиляции.

— Гут, зер гут, — удовлетворенно бормотал он, делая какие-то зарисовки и краткие записи в своем блокноте.

Через год-полтора вся Европа узнает, что такое фашистские газенвагены — машины, прозванные в обиходе душегубками. В них будут умерщвлены десятки тысяч людей во всех странах, подвергшихся гитлеровской оккупации. Немцы фактически скопировали придуманный в советском Наркомате внутренних дел агрегат. Они ввели в это изобретение единственное новшество — вместо неудобного и громоздкого баллона с угарным газом стали использовать другое газообразное отравляющее вещество — «циклон». Идея отравления газом была трансформирована и при создании газовых камер, для массовых убийств в гитлеровских концлагерях смерти.

Сразу же после отъезда германской делегации Могилевский и Блохин были вызваны на ковер к самому высокому в НКВД начальству. К их глубокому разочарованию, вместо ожидаемой похвалы и орденов за свое изобретение они получили строгую нахлобучку.

— Товарищ Могилевский, — прямо с порога начал отчитывать перепуганного насмерть начальника лаборатории Берия, — может быть, вы забыли, для чего мы вас пригласили работать в НКВД? От вас все ждут создания эффективных препаратов для тайного, скрытого уничтожения врагов Советского государства. А чем, позвольте узнать, занимаетесь вы?

— Нам удалось обнаружить ранее неизвестные свойства в действии углекислоты на человека при больших ее концентрациях…

— Я ничего не понимаю. Чтобы пользоваться этим нелепым изобретением, каждого нашего разведчика за рубежом пришлось бы сопровождать грузовой машине с газовыми баллонами. Скажите, как вам это нравится, товарищ Судоплатов?

— Да, товарищ нарком, нам требуются принципиально иные средства, — согласно кивнул присутствующий на этой беседе Судоплатов. — Надежные, портативные, безотказные и простые в обращении.

— Товарищ народный комиссар внутренних дел, разрешите доложить, — осмелился подать голос Могилевский в свою защиту. — Машина — это своего рода сооружение для испытаний ядов. Подвижная лаборатория. Важен принцип. Мы начали экспериментировать с рицином. Это более перспективное направление. Пытаемся добиться его распыления в воздухе…

— В случае успеха проблема громоздкости будет снята, товарищ нарком, — вступился было за начальника лаборатории комендант НКВД.

— Товарищ Блохин, — прервал его Берия, — уберите эту машину-душегубку с глаз долой куда-нибудь подальше. Чтобы я о ней больше не слышал. И занимайтесь своим непосредственным делом. В законе четко записано, что высшей мерой наказания в Советском Союзе является расстрел. Вот и делайте, как записано в Уголовном кодексе. Предупреждаю, чтобы впредь не было никакой самодеятельности. Заключенных для экспериментов будете получать только по согласованию лично со мной и заместителем наркома Меркуловым по заявкам с указанием характера исследований. И чтобы я постоянно был в курсе всех результатов работы лаборатории. Вы все поняли, товарищ Блохин?

— Так точно, товарищ нарком! Будет выполнено!

— Имейте в виду, момент для нашей страны сейчас сложный. Заниматься самодеятельностью и изысканиями в области германской «эвтаназии» нам некогда. Нет времени. Ясно?

— Так точно, товарищ нарком, — одновременно ответили подчиненные.

— Над Советской страной нависает реальная угроза большой войны. Мы во всем должны опережать наших противников, а не тратить время и не отвлекать специалистов на ненужные занятия. Может, когда-нибудь и придется вернуться к расширению разновидности смертной казни, но сегодня перед нами стоит совершенно другая задача — выслеживать и ликвидировать шпионов, диверсантов, предателей и прочих подозрительных людей. Враги хитры и коварны. Там, где их нельзя арестовать и передать в руки органов государственной безопасности, они подлежат уничтожению. Понимаете — уничтожению! Скрытно, незаметно, без оставления следов. Для этого и существует в НКВД специальная лаборатория…

Берия умолк, сел за стол и уткнулся в бумаги. Аудиенция была закончена.

Тем не менее поиск токсина, пригодного для применения без непосредственного контакта с «пациентом», все же продолжался. От бериевской идеи искать вариант «вдохнул — и готов» никто не отказался. Как уже говорилось выше, наиболее перспективным веществом Могилевскому представлялся рицин. Этот высокотоксичный белковый препарат, получаемый из семечек касторового масла, действовал эффективно. Контактируя с поверхностью живых клеток, в зависимости от количества и места попадания в организм, он вызывал гастроэнерит, застой крови в печени, желтуху, острую сердечную недостаточность. При приеме с пищей картина его действия походила на естественное заболевание, которое не поддавалось лечению и быстро заканчивалось смертью. В лаборатории удалось получить рицин в виде аэрозолей. Однако при опытах с людьми смерть человека наступала лишь после длительного, в течение нескольких часов, пребывания в помещении, где распылялось это ядовитое вещество. Пытались экспериментировать в камере, в раскритикованной Берией душегубке, но все безуспешно. Технологию распыления рицина в нужных пропорциях создать не удавалось.