Эснафы всегда стараются защитить свои права и свои привилегии не только против незаконных поборов и вымогательств правительственных агентов, но и против поползновений других корпораций. Так, кожевенники в Едикуле противятся тому, чтобы шкуры животных, забитых в бойне, расположенной в их районе, распределялись между дубильщиками Касим-паши. Последние, в свою очередь, требуют, ссылаясь на один правовой акт Мехмета Завоевателя, шкуры животных, забитых в Галате. Несколько позднее кожевенники Едикуле протестуют против открытия дубильной мастерской в Енибахче и в Джибали. Торговцы тканями, обосновавшиеся вблизи фруктового рынка, яростно противятся строительству кабачка перед их лавками. Свечные мастера жалуются на то, что некоторые мясники не только употребляют для освещения деготь, но и продают его. Сапожники из Ускюдара, традиционно пользующиеся правом продавать старые папуши (туфли без задников и каблуков), выступают против эскиджи (торговцев подержанными и случайными вещами), узурпировавших это право. Рассказы о жалобах и требованиях подобного рода заполняют целые страницы архивных записей, а это демонстрирует, с какой решимостью и с какой уверенностью в правомочности своих действий люди корпораций отстаивают свои привилегии и свои материальные интересы.

Впрочем, именно к отстаиванию своих прав и сводятся все действия корпораций по отношению к правительству. При данном государственном устройстве не может быть и речи о претензиях эснафов на какую-то политическую роль: они далеки даже от мысли о поползновениях такого рода. В описываемую эпоху члены корпорации не могут даже и представить себе, чтобы их требования и протесты вышли за пределы чисто профессиональной деятельности и религиозной практики или имели целью защиту не только мусульман, но также христиан и евреев. Все же отмечено, что в течение XVII века люди стамбульских корпораций дважды поднимались против правительства: в 1651 и 1655–1656 годах. Однако и эти волнения носили чисто «профессиональный» характер. В 1650–1651 годах великий визирь Мелек Ахмет-паша велел начеканить большое количество низкопробной монеты, пиастров и акче, и обязал торговцев и ремесленников принимать и покупать ее по курсу венецианских цехинов и турецких золотых. Люди корпораций сначала отказались принимать плохую монету, а затем взбунтовались и добились отрешения Мелека Ахмет-паши от должности. Подобного же рода действия правительства спровоцировали мятеж янычар и восстание корпораций в 1655–1656 годах. Нужно, однако, констатировать: корпорации хотя и продемонстрировали свое недовольство самым энергичным образом, хотя и оказались способны к действиям, имевшим самое серьезное политическое последствие, тем не менее действовали всего лишь в русле своих профессиональных требований, не более того. Нет оснований говорить о пробуждении их политического сознания или о критическом осознании проблем, входящих в компетенцию правительства. Речь шла всего лишь о том, что люди корпораций почувствовали себя ущемленными в том, что дает им средства к существованию, а именно — в возможности по-прежнему заниматься своими ремеслами и своей торговлей. Остальное их не касалось.

Стамбул — этот для своего времени огромный по численности населения город — являет собой полюс потребительского спроса, а следовательно, и торговли. Его необходимо постоянно снабжать массой разнообразных продуктов питания, а также сырьем и полуфабрикатами для местной ремесленной промышленности. Отсюда — уникальный по мощи поток ввозимых товаров при относительно незначительном экспорте.

Прибывающие в Стамбул импортные товары первоначально складируются в хранилищах — либо государственных, либо принадлежащих оптовикам. Затем следует их распределение. Сырье и полуфабрикаты, подлежащие дальнейшей переработке, переходят в распоряжение снабженцев государственных фабрик и ремесленников. Ремесленники, превратив импортные товары производственного назначения в готовые изделия, пускают их на рынок, между тем как конечным потребителем продукции государственных промышленных предприятий остается, за малыми исключениями, само государство. Что касается импортируемых продуктов питания и промышленных изделий конечного потребления, то они развозятся по лавкам или разносятся бродячими уличными торговцами. Все фазы этого процесса протекают под строгим государственным контролем, который дополняется внутренним контролем корпораций над поступающими к ним товарами: распродажа импорта не должна быть предметом конкуренции между членами одной корпорации.

Существует своего рода иерархия в среде коммерсантов. Некоторые виды торговли предполагают таких торговцев, которые либо располагают особенно большими финансовыми средствами, либо приобрели особенно высокую компетенцию и навык: именно они-то и составляют высшую категорию как с профессиональной точки зрения, так и по своему социальному статусу. Другие виды не требуют столь высокой квалификации, а иногда и вообще никакой — в последнем случае речь идет о бродячих торговцах или о мелких лавочках.

Негоцианты и оптовики

В связи с тем, что торговля в Стамбуле почти полностью зависит от привозных товаров, колоссальную роль приобретают крупные негоцианты — импортеры и оптовики, что, впрочем, почти одно и то же. Сама столица со всеми пригородами, это приходится подчеркнуть снова, абсолютно не в состоянии обеспечить себя товарами в необходимом объеме и ассортименте. Даже в таких контролируемых государством отраслях, как торговля зерном или мясом, негоцианты держат в своих руках от 80 до 90 процентов закупок, транспорта и складирования этих важнейших продуктов питания. Насущная нужда в пропитании столицы, естественно, стимулирует стремление «провернуть хорошенькое дельце». Если в одной из производящих зерно или мясо провинций Империи найдется достаточно высокопоставленный чиновник, предпочитающий обогащение добросовестному выполнению своих обязанностей, то прибыли в любом размере становятся возможны. Вот как, к примеру, Эвлийя Челеби размышляет об оптовых торговцах пшеницей и овсом: «Это пагуба моряков: они скупают у них то и другое по дешевке, забивают (зерном) свои хранилища и ждут не дождутся, когда засуха и нехватка продовольствия достигнут своей высшей точки. Тогда-то они „закрома“ приоткрывают и принимаются продавать зерно… на караты! Эти скупщики и спекулянты — сущие злодеи!» Стоит уточнить: эти строки написаны в тот момент, когда экономическая и политическая жизнь столицы переживала тяжелейший кризис. Однако и в более спокойные времена снабжение мясом столицы находится в руках кучки негоциантов (джелеб-кешан), которые не только обеспечивают его поставки, но сверх того являются собственниками огромных стад скота; под своим контролем они, скорее всего, держат едва ли не все скотобойни и немалое число мясных лавок в городе. Торговля зерном и мясом предполагает вложение очень больших финансовых средств; следовательно, мы вправе предположить, что в эту торговую отрасль помимо, так сказать, «явных» негоциантов скрытно вторгаются высокопоставленные сановники, ищущие сфер прибыльного приложения для своего наличного капитала (в их числе и лица, ответственные за благотворительные фонды). Такое предположение вполне совместимо с фактом правительственного контроля, поскольку последний осуществляется в определенных точках и не препятствует тайным сделкам между производителями, вкладчиками капиталов, поставщиками и оптовиками. Точно таким же образом в руках оптовиков сосредоточивается торговля кофе. Торговать им в XVII веке было столь же трудным занятием, как и торговать табаком или вином: все эти импортные товары многократно подвергались запретам; нужно было обладать достаточной финансовой мощью, чтобы выдержать удар, следующий непосредственно за очередным запрещением. К тому же и ввозные пошлины были высоки.