Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Верочки округлились глаза, а Хайди, непонимающе, переводила взгляд с одного на другого вошедшего. Комнатка была небольшой, и в ней стало даже тесновато.
— Как с вами обращались? Нет ли претензий? — обратился к нам Виктор Петрович, — Применяли ли насилие?
— Если не считать насильственного похищения из Университета, и конвоирования в эту квартиру, то сносно. Не успели еще распоясаться. Да и был у них один разумный в компании.
— Я знаю, мы с ним беседовали, и он дал полные показания о происшедшем. Поэтому никто и не стал применять срочных мер по проникновению в квартиру, ожидали моего прибытия.
— Тогда, я думаю нам незачем много рассказывать, и не могли бы мы с вами переговорить наедине в другой комнате? Раз наши показания пока не требуются в срочном порядке.
— Хорошо, мы можем выйти в другую комнату, и переговорить. А остальные пока оставайтесь на месте.
Я встал с кушетки на которой мы до того сидели втроем и пошел к двери. Вместе с полковником мы вышли в коридор и прошли в залу, прикрыв за собой дверь в комнату.
— Добрый день Виктор Петрович. Хотя, и у нас и у вас, он выдался хлопотным и суматошным.
— И не скажи. Вот как такой карапуз ухитряется доставить всем столько проблем?
— Вы несправедливы, не я себя похищал. Прошло немало времени, и я не ожидал, что встретимся с этой кампанией в Университете. Согласитесь, это столь маловероятное событие, и кроме фатального невезения его нечем объяснить. А уж, тем более, не мог ожидать, что эти умники создадут столько шума, который загладить будет очень сложно. Ведь столько свидетелей похищения, и одна из похищенных девушек — гражданка ГДР, В конкурсе на худшее похищение года — это бы номинировалось на гранд при.
— Да наломали дров, но опять в самом центре событий — ты. Так и подмывает дать тебе очень длительный срок, и изолировать общество от тебя. По-тихому, ты не умеешь?!
— Виноват, но натура такая, сначала делаю, и лишь потом думаю. А тут и времени не было на обдумывание. Мы мило общались с Хайди, и тут налет и нас силой поволокли из Университета, только успел крикнуть в столовой, что нас похищают. И только здесь в квартире у меня было время подумать, пока девушек успокаивал. Что вы можете сказать об отце этого долбодятла? Договороспособный мужик, слово держит? Похож на сына или вменяемый человек?
— Как всегда насыпал кучу вопросов, на большинство из которых я не имею права отвечать. И даже быть в курсе таких сведений. Единственное, что могу сказать — вменяемый.
— Ладно, на безрыбье и так сойдет. Тогда предлагаю, чтобы его срочно вызвали домой, не объясняя происходящего по телефону. Попытаемся найти выход с наименьшими потерями, и главное для репутации страны и наших органов.
— Спасибо, безмерно тронут твоей заботой о нашей репутации, вкратце поясни действия.
— Предложение следующее, надо уладить возникший скандал без шума. Парней я уже порядком попугал, но этого урока им мало, и необходимо срочно отправить их всех служить в армии, не в тюрьму же придурков? Хотя по фене они все ботают, будто им тюрьма — дом родной.
— С этим согласен, выход приемлемый для всех сторон. Но это не всё?
— Да, второе требование — его отец в своем министерстве закладывает строительство сети овоще и плодохранилищ с новой технологией хранения — полностью безотходной. Пострадают только нечистые на руку директора, заведующие и чиновники пользующиеся реализацией списанной продукции. Проекты я представлю, и технологию укажу. На западе она уже частично применяется, а у нас её внедрение тормозят обогащающиеся кадры.
— Это уже сложно обещать, такой вопрос решается очень высоко и министр не единолично его принимает.
— Значит, есть о чем с ним беседовать.
— Хорошо, возвращаемся к остальным, в целом я думаю за основу можно взять, а что ты со своей стороны, обеспечишь кроме проектов?
— Попытаюсь уладить дела с немецкой стороной, но мне надо с ними пообщаться.
— Опять думаешь двурушничать?
— Вовсе нет, я им передаю лишь то, что касается их страны. А кто виноват, что они лучше работают, и значительно оперативней.
— Но гарантировать можешь, что с немецкой стороны не будет претензий?
— Цитировать Ильфа и Петрова не стану, но гарантию может дать только страховой полис. Я поговорю с Хайди, и попрошу говорить, что это была глупая шутка студентов, что они хотели познакомиться и подружиться с немецкой студенткой, и так глупо всё обставили.
— Так себе версия, много дыр.
— А хорошую и не представить, если есть предлагайте, я успею переговорить с Хайди до прихода следователей. Но надо, чтобы его отец согласился со своей стороны. И предлагаю всем перебазироваться в зал, не в той же конуре сидеть.
— Хорошо, но разговор буду вести я.
— Я хотел просить о том же, и потому вам всё изложил.
Виктор Петрович сходил пригласить всех в зал, и когда девушки присели за столом, потребовал, чтобы главарь срочно вызвал отца домой. Тот прибыл очень скоро, что не удивительно — на машине и недалеко.
Мы с Верочкой только и успели, что позвонить домой и предупредить, что задерживаемся по делу и у нас всё нормально. Не к чему ещё и бабулю тревожить. Вот дома сразу всем и всё расскажем, без утаек. Не по телефону же такое говорить.
Виктор Петрович, вначале переговорил с ним отдельно, пока все остальные были в зале. Затем они зашли и папаша долблодятла посмотрел на того весьма неодобрительно, а сам присел к столу, где мы сидели рядом с Хайди за тем же столом, а те придурки мялись в сторонке, стоя у стенки. Виктор Петрович тоже занял место за столом и произнес.
— Так, мы переговорили с Иваном Кирилловичем и решили следующим образом. Чтобы погасить все пересуды и международный скандал, всё будет представлено, как попытка знакомства с иностранной студенткой и студенческая шутка, но вы трое отправляетесь нести службу в рядах Советской Армии, где вас научат соблюдать дисциплину и думать головой. Альтернативой является крупный скандал, с освобождением родителей с занимаемых постов, а для виновников тюремным сроком. Необходимо согласие всех сторон на такое решение. Вы девушки, что скажете?
Я кивнул Верочке она сразу ответила.
— Мы с сыном согласны. Парни молодые и неразумные, жаль им ломать жизнь тюремным заключением. Да и особого вреда они не нанесли. Только он, —