– Я любила её. – Голос Келликейт стал тихим и бесцветным. – А она предала меня, потому что позавидовала. Или, может, считала, что это я первая предала её, – помнишь, ведь у нас был уговор. Но я не трогала её гобелен, не царапала ей руки и, конечно, не рубила шиповник, росший у ворот. Когда же меня обвинили в колдовстве и заточили в тюрьму, Келлиджил пришла позлорадствовать напоследок. Рассказать, как она поедет в столицу, станет королевой, родит Его Величеству много детишек. Тогда я спросила, сможет ли она править со спокойной совестью, зная, что её счастье стоило мне жизни. Сестра рассмеялась и сказала: «О, да, не волнуйся об этом». В тот же миг меня охватили такие сильные горечь и злоба, что я задушила её цепью сквозь решётку и только потом поняла, что натворила. Это мой единственный грех, и, поверь, я очень сожалею о содеянном.

Она подняла голову и настороженно глянула на Орсона из-под капюшона. Элмерику из его укрытия показалось, что девушка боялась увидеть отвращение или осуждение на лице своего спутника, но ничего подобного даже близко не было. Келликейт облегчённо выдохнула.

– А как же п-произошло чудесное с-спасение? – Орсон осмелился взять её за руку; девушка вздрогнула, но ладонь не отняла.

– О, на самом деле оно не было таким уж чудесным. Сначала эти неумехи из Ордена Искупления и в самом деле не могли развести костёр – дождь в тот день лил как из ведра. А «красногрудый сокол» вовсе не падал камнем с неба, а приехал на невзрачном пегом мерине с грамотой о помиловании, подписанной королём лично. Толпа сперва его чуть не порвала, поняв, что их лишают вожделенного зрелища, но королевская печать отрезвила даже самых отпетых забияк. Дальнейшее тебе известно: мой спаситель из Соколов поручился за меня головой. Если я что-нибудь натворю, нас накажут обоих, поэтому я буду вести себя хорошо.

Элмерик слушал откровения Келликейт, то краснея, то бледнея от ужаса. Ему было очень жаль девушку. А её вредная сестра получила ровно то, чего заслуживала, – ни больше ни меньше! Вот только одно не укладывалось его голове: если осуждённая с самого начала собиралась быть паинькой, то почему пыталась сбежать? А её просто так вернули и даже не наказали. Что-то не сходилось… Он надеялся, что Орсон тоже заметит неувязку, но великан спросил девушку совсем о другом:

– Выходит, ты пошла к С-соколам не по зову с-сердца? Просто чтобы в-выжить?

– Поначалу так и было, – не стала отпираться Келликейт. – Но теперь всё изменилось. Мы много говорили с моим поручителем. Он рассказывал мне, чем занимаются Соколы. Кое-что поведал о себе. И тогда я решила, что он ещё будет мною гордиться. Если уж я не могу завоевать его сердце, то хотя бы постараюсь заслужить дружбу и уважение. А потом появились вы, мои друзья. И ныне я уверена, что нашла своё место в жизни, и хочу быть рядом с вами до конца своих дней.

– Хорошо с-сказано! – похвалил Орсон. Он помог Келликейт слезть с дерева и предложил: – П-пойдём п-потанцуем?

– С цепью? – она звякнула кандалами. – Как ты себе это представляешь?

– Ерунда, я могу тебя на п-плечи п-посадить!

Девушка задумалась, а потом рассмеялась:

– А почему бы и нет? Сегодня, в конце концов, Мабон – самое время прощаться с прошлым…

Они уходили к кострам, запаху яблок и листьев, прямо в объятия осени. Ветер уносил вдаль их голоса, и Элмерик едва расслышал восхищённый вопрос Орсона:

– Слушай, а ты правда умеешь превращаться в кошку?

Ответ, если он и был, потонул в шорохе опадающих листьев.

Элмерик ещё некоторое время посидел на берегу, обдумывая всё, что услышал. Ему было любопытно, который из Соколов спас Келликейт от смерти. Наверняка это был кто-то, с кем Соколят ещё не познакомили. Может быть, даже сам Каллахан О`Ши?

Хмель уже успел подвыветриться из головы, и вскоре бард начал чувствовать холод. Вновь поднявшийся ветер пробирал до костей, даже тёплая куртка не помогала. Нужно было возвращаться к жару костров, если, конечно, Элмерик не хотел подхватить лихорадку. А до рассвета оставалось достаточно времени, чтобы исправить сделанные ошибки. В отличие от Келликейт, он ещё мог это сделать.

Бард не понимал, почему ему раньше не пришло в голову, что можно поискать Брендалин при помощи магии. Наверное, сперва он был очень расстроен, а потом – сильно пьян. Сейчас же ему вдруг вспомнился один из последних уроков мастера Флориана: тот говорил, что, если человек находится где-то неподалёку, его можно обнаружить, наложив заклятие на связанную с ним вещь. Элмерик поискал в карманах что-нибудь, напоминавшее о Брендалин, но ничего не нашёл: девушка всегда благосклонно принимала его дары, но ни разу не отдаривалась в ответ. Он решил, что, если (когда!) они помирятся, надо будет выпросить у неё что-нибудь на память: платок или, скажем, кисет.

А колдовать всё-таки не пришлось: едва вернувшись в деревню, Элмерик увидел знакомый тоненький силуэт под тем самым тисом, где они расстались ещё днём. Бард подоспел как раз вовремя, чтобы защитить Брендалин от назойливых ухаживаний какого-то деревенского пьяницы. Наградой ему стал благодарный взгляд фиалковых глаз, но начинать разговор первой девушка не спешила.

– Прости меня. – Припомнив наставления Джеримэйна, Элмерик покаянно уставился себе под ноги. – Я вовсе не хотел тебя обидеть. И, конечно, не должен был вести себя так грубо.

Девушка молчала и слушала не перебивая. Она больше не стремилась уйти: это подсказывало барду, что он находится на верном пути.

– Я должен был быть рядом – тогда бы ты не упала в грязь… – продолжил он, но Брендалин не дала ему закончить:

– Не говори так. Я сама виновата: могла бы сразу понять, что ты случайно наступил мне на платье. Да оно уже и без того было испорчено…

Бард только теперь заметил, что девушка, следуя его совету, сама оборвала с подола всё кружево. Теперь из-под юбки были видны её сапожки из мягкой кожи – весьма удобные, если собираешься много танцевать. Элмерик счёл это добрым знаком.

– И вообще, ты же не можешь быть рядом всегда. – Брендалин прислонилась спиной к стволу дерева, и на её лицо упали тёмные тени от сплетённых ветвей. – Мне нужно самой справиться с этим проклятием. Я же, в конце концов, чародейка с мельницы, а не какая-нибудь домашняя девочка.

– Думаешь, это прямо-таки проклятие? – Элмерик встал рядом с девушкой, прислонившись плечом к её плечу.

Сквозь ветви старого тиса проглядывали частые звёзды, похожие на сияющие ягоды. Несмотря на ночную прохладу, ствол казался тёплым, будто бы нагретым солнцем. Или, может, это был внутренний жар, всегда разгоравшийся в груди, стоило только Элмерику оказаться рядом с Брендалин.

– Уверена! – Она осторожно склонила голову ему на плечо. – Посуди сам: прежде я не была такой неловкой. И мои первые дни на мельнице были самыми обычными, а потом вдруг началось…

– Кстати, а ты не помнишь, когда именно? – Элмерик боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть то зыбкое единение, что возникло между ними.