Все это произошло очень быстро, и я надеюсб выглядело естественно.

Досада конечно видна была во взглядах Софьи и Паолы, я даже видел, как Софья пожала ей руку, как бы говоря ничего, мол, случай еще представится.

Я очень опасался, как бы не изменилось отношение ко мне великой княгини, в случае если б в ее сердце закралось какое-либо подозрение в умышленной моей неловкости с ведром. Но Софья вела себя со мной как обычно — если бы она вдруг стала особо милостива, я бы заподозрил что-то неладное, но, кажется, все обошлось, и я вздохнул с облегчением.

Кстати, надо сказать, что в последние месяцы она проявляла ко мне быть может немного больше внимания и симпатии, что вы должны были заметить по подаркам и все растущим суммам которые я отправлял регулярно своей «мамочке» Соломонии Сабуровой…

Однако, какое-то странное внутренне беспокойство и чувство угрозы не покидает меня, а потому буду осторожнее. Начиная с этого письма, я перестану отсылать послания в адрес вдовы Соломонии, а буду во время прогулок незаметно оставлять их там, где было условлено для случаев срочных посланий.

Тем более, что это послание — срочное!

Софья может повторить свою попытку в любую минуту!

Сейчас ночь, а раним утром, через несколько часов мы идем с ней на обычную утреннюю прогулку по строящимся кремлевским стенам.

Эти стены вызывают во мне чувство тоски и отвращения…

Не знаю отчего.

Примите срочные меры по защите наследника московского престола!

Во имя Господа Единого и Вездесущего!

Савва.

… Они вышли на рассвете, и Савва обратил внимание, что с ними нет как обычно фрейлин и охраны. Не было также и дочерей.

Это насторожило его, но не испугало, — мало ли какие причуды могут быть у Великой княгини, тем более, что несколько раз уже гуляли вот так — вдвоем, когда дочери болели.

Софья ласково погладила Савву по голове и, поманив пальцем, пошла вперед. Белый утренний туман расползался по всему кремлевскому подворью, застревая клочьями в лесах, покрывающих уже высокие кремлевские стены.

Они поднялись наверх, и Софья неторопливо шла по строящейся стене, пока не остановилась у большой груды колотых белых камней.

Она ласково улыбнулась Савве и он, добросовестно исполняя свою роль, присел перед ней на четвереньках, согнув руки в ладонях так, будто он — домашняя собачка, ставшая перед хозяйкой на задние лапы.

— Ах, Савва, Савва, — сказал Софья, и вдруг Савва с изумлением увидел, что из ее глаза выкатилась слеза. — Если б ты знал, как мне тебя будет не хватать…

Она наклонилась, поцеловала его в лоб и резким сильным движением обеих рук столкнула со стены, туда вниз, прямо в застывающую массу серого раствора.

И в те несколько секунд пока Савва находился в воздухе, он сразу и все понял: не было никакой попытки отравления — все это лишь очередной трюк, еще одна проверка, последнее испытание, которого он не выдержал, а все доброе отношение Софьи к нему в последнее время было всего лишь коварной уловкой, направленной на то, чтобы усыпить его осторожность — и вот теперь он должен умереть так глупо и нелепо.

Грузное большое тело шлепнулось о мякоть серого мягкого густого раствора, сразу поглотившего Савву, и через несколько мгновений, поверхность застыла и успокоилась, будто ничего и не было.

Софья напряженно вглядывалась: ей казалось, что должны появиться какие-то пузырьки воздуха, но потом поняла, что раствор слишком густ и воздух не вырвется наружу.

Так правильно и верно, так и должно быть — это препятствие мешало мне, и теперь, наконец, я могу свободно действовать, не опасаясь никаких соглядатаев. Он, несомненно, был одним из тех, о которых рассказывал Иосиф, но Иосифу об этом вовсе не надо знать… Я ведь и сама подозревала горбуна со времени той истории с наследством покойной Марьи. Никто кроме Саввы не знал, что я передала его своей племяннице, а сам Иван давно забыл о нем. Но кто-то ему напомнил… Нет-нет: Савва заслужил неожиданную быструю и не очень мучительную смерть — он был непревзойденным мастером лицедейства!

Софья смахнула слезу со щеки и глубоко вздохнула.

Позади раздались голоса и топот ног: Джузеппе и его команда поднимались на стену.

— О, государыня, — сорвав с головы берет, расшаркался Джузеппе, а рабочие так и вовсе упали на колени, — прости я не ожидал, что ты явишься так рано…

— Я же говорила тебе вчера, что приду посмотреть, как вы строите стену. Не обращайте на меня внимания, работайте, как обычно, а я тут в сторонке постою и посмотрю.

Рабочие бросились к груде белых тяжелых каменных обломков и дружно начали швырять и сталкивать их вниз.

Софья представила себе, как где-то там, в глубине они плавно ложатся на грудь Саввы — почему-то ей казалось, что он непременно лежит, вытянувшись, на спине, — даже красивый и совсем не горбатый, а камни медленно и плавно опускаются на его тело, пока не закрывают его целиком в этом темном и густом пространстве серого раствора внутри кремлевской стены.

И вдруг она вспомнила, как еще в раннем детстве слышала слова, сказанные ее отцу Фоме Палеологу его братом и ее дядей — последним византийским императором Константином: «Стены Константинополя слишком слабы: если б в них было больше костей врагов, они стали бы крепче.»

Должно быть, император говорил образно и вкладывал в свои слова какой-то понятный собеседникам смысл, но тогда, девочкой, она поняла их буквально, представив себе сразу со всей силой и красочностью детского воображения человеческие кости, замурованные в городских стенах, и сейчас этот образ внезапно припомнился ей.

Ну, что ж, — чем больше костей врагов будет в кремлевских стенах, тем крепче они станут — и да выстоять им века!

— Это незабываемое зрелище, Джузеппе, — сказала она. — Теперь я знаю из чего состоят кремлевские стены.

В полдень того же дня Софья официально объявила о пропаже своего любимого скомороха.

Его искали долго, повсюду, но так никогда и не нашли.

Не нашли также и его матери, вдовы Соломонии, которой он так часто писал письма…

Великая княгиня была безутешна…

Тайнопись Z

От Симона Черного

Москва

29 апреля 1489

Елизару Быку

в Рославле

Во имя Господа Единого и Вездесущего!

Дорогой друг!

Пожалуй, впервые за всю 25-летнюю историю нашего братства нас постиг столь тяжелый удар. У нас бывали потери и раньше — но никогда еще такого уровня. Савва — брат десятой заповеди, член Высшей рады, один из самых преданных нашему делу людей, мужественный воин и непревзойденный мастер своего дела, покинул этот мир. Теперь в этом нет никаких сомнений. Еще никогда не было случая, чтобы один из нас — стоящих во главе дела, таких как ты, я, Никифор Любич, доктор Корнелиус — тех, кто были с нами всегда, с самого начала, людей, обладающих огромным опытом работы и умением находить выход из любой ситуации, — находясь при исполнении своей миссии, был столь жестоко и коварно убит нашими врагами. Впрочем, у нас еще никогда не было столь могущественного противника…