между двумя странами[307]. В 1950-е годы, бурные годы деколонизации, Советский Союз, безусловно, мог многое сказать о том, как лучше всего развивать мощное и достаточно эффективное централизованное государство, проект которого, как мы знаем, был популярен в большинстве стран третьего мира. Однако его действия в этих странах оказались как безотлагательными, так и продолжительными: он сыграл роль посредника, ослабляющего тяготы вовлеченности в мировую экономику, которая диктовала нежелательные с точки зрения бедных стран условия экономического обмена.

Понимание советской помощи

Государственный комитет по внешнеэкономическим связям – ведомство, ответственное за советскую помощь, – долгое время возглавлял С. А. Скачков. Оправдывая работу своего ведомства, в 1959 году в докладе ЦК он написал:

Внешние экономические связи, если они строятся на основе равенства и взаимной выгоды, содействуют экономическому прогрессу, ведут к улучшению взаимопонимания между правительствами и народами, способствуют ослаблению международной напряженности и улучшению отношений между государствами[308].

Далее в докладе утверждалось, что исторический опыт многих правительств «убедительно свидетельствует о том, что эти задачи нельзя решить без создания собственной промышленности и развития многоотраслевой экономики»[309]. Ради достижения этой цели Советский Союз был готов взять на себя долю «бремени белого человека» и поставить бедные страны мира на промышленные рельсы.

Параллели между философией помощи либерального Запада и коммунистического Востока поразительны[310]. Они не признавались советской стороной, поскольку почти во всем остальном СССР представлял собой противоположность капитализма. Советское мировоззрение было мировоззрением, поддерживаемым теоретиками зависимости. Согласно официальной точке зрения,

цель и условия советской помощи слаборазвитым странам выгодно отличаются от помощи капиталистических государств. Наша цель в этом деле ясна: мы стремимся помочь слаборазвитым странам обеспечить их экономическую независимость, быстрее встать на собственные ноги, создать современную национальную промышленность, полнее использовать природные ресурсы, поднять сельскохозяйственное производство и тем самым способствовать улучшению жизни народов этих стран[311].

Это, по мнению официальных лиц, резко контрастирует с позицией капиталистических стран, заинтересованных лишь в стимулировании производства сырья на экспорт и укреплении своего монопольного положения с целью заключения слабых экономик в свои эксплуататорские объятия[312].

И все же на практике политика СССР совпадала с политикой Запада. И та и другая сторона сосредоточились на, так сказать, «аппаратном обеспечении» развивающихся экономик посредством крупномасштабных инфраструктурных и промышленных проектов – далекого от микрокредитования и образовательного «программного» подхода, который сегодня популярен. Хотя обе страны, как правило, делали упор на крупные инженерные проекты, Советский Союз поддерживал импортозамещение гораздо более сознательно, чем Соединенные Штаты. В докладе Скачкова предполагалось, что советские кредиты под 2,5 %, которые должны были быть погашены через 12 лет с момента завершения проекта, направлялись на строительство предприятий, которые не только погасили бы за это время долг, но и создали бы капитал для дальнейшего развития экономики[313]. Самое печальное в этом было то, что СССР, как и его богатые либеральные коллеги, настаивал на том, чтобы полученные в кредит деньги расходовались на советскую промышленную продукцию, стимулируя тем самым советское внутреннее производство, а не производство и занятость в странах-реципиентах.

Но, несмотря на сходство в мировоззрении, в том, как они понимали роль экономических отношений в мировой политике и как, исходя из этого понимания, действовали, было несколько различий. Одно из первых бросающихся в глаза различий заключалось в предлагаемой правительствам получающих помощь стран роли в экономических отношениях. Оказывая помощь бедным странам, СССР стремился укрепить государственный сектор страны-получателя, в то время как западные страны настаивали на укреплении частного сектора, пусть даже они часто проводили более сложную политику[314]. Известный тому пример – Индия. Помощь ей с Запада обычно направлялась через Консорциум помощи Индии, в который входили 11 стран и группа Всемирного банка и который выделял деньги на различные проекты государственного и частного секторов [Bhag-wati, Desai 1970: 185]. СССР, напротив, поддерживал только крупные и заметные промышленные проекты, иногда привлекая частных индийских консультантов и субподрядчиков, участие которых в проектах развития поддерживало индийское правительство[315].

Однако особенности советской помощи были обусловлены неспособностью СССР демонстрировать силу и отсутствием у него четких интересов. Последним объясняется одно реальное и важное отличие между Востоком и Западом, отличие, которое советское руководство часто подчеркивало: коммунистические инвестиции не влекли за собой владения предприятиями, которые строились в бедных странах, – это означало, что не было репатриированных прибылей и постоянного иностранного присутствия[316]. Как мы увидим, польза такого филантропического подхода к оказанию помощи будет пересмотрена в начале 1960-х годов. Кроме того, как, говоря в своих мемуарах о проектах помощи, одобренных во время его правления, часто отмечал Хрущев, советское руководство не прельщала перспектива найма местного населения. Принятие на себя роли подрядчика могло привести к нежелательным конфликтам с рабочими страны-реципиента, что плохо отразилось бы на репутации первого пролетарского государства на земле[317]. И поэтому советское руководство вместо того, чтобы, как это делали другие доноры, выступая в качестве работодателя, строить на контрактной основе, часто посылало для технического руководства и управления поставками оборудования техников, инженеров и администраторов; планы, конечно, тоже были советскими. Единственной прибылью, которую оно получало, помимо суммы, вырученной за экспорт товаров и услуг, были 2,5 % годовых на суммы, которые оно ссудило для строительства различных фабрик и предприятий. Многие ученые, однако, утверждали, что советская помощь часто была направлена на выведение советских товаров на новые рынки и создание условий технической и технологической зависимости. Такая ситуация, намеренно или ненамеренно созданная, имела место в случае с военной помощью, и, если мы говорим о военном производстве, Россия по сей день извлекает выгоду из технологической зависимости, созданной в советскую эпоху. Помощь развивающимся странам, однако, не создавала и не предназначалась для создания отношений зависимости – в этом вопросе, как и в большинстве других, конспирологические рассуждения не подтверждаются архивными данными.

По крайней мере в одном вопросе корыстная мотивация советского руководства проявлялась. Речь идет о нормативном видении отношений с другими государствами. ГКЭС изложил это видение в ряде представленных ЦК в декабре 1958 года рекомендаций по расширению экономических связей с развивающимися странами. Организация утверждала, что получение прибыли в бедных странах не только противоречит принципам Советского Союза, но и может дезориентировать прогрессивные круги внутри этих стран и подкрепить позицию, отвергающую рост экономического сотрудничества с советским блоком[318]. Это рассуждение продемонстрировало толику стратегического мышления, но вместе с тем очевидную тревогу: когда дело касалось силовой политики, советские политики испытывали глубоко укоренившееся чувство неполноценности. Ну а, собственно, почему они не