— Недосмотр! — сказал он. — При конструировании корабля надо было предусмотреть это обстоятельство.

Забивка свай даже здесь оказалась не лёгким делом. Будь они на Земле, эта работа была бы не по силам для трёх человек. Меньшая сила тяжести на Марсе помогла справиться со всеми трудностями.

С помощью электролебёдки первая свая была поднята и установлена вертикально. Стоя на лёгких алюминиевых стремянках, Мельников и Белопольский укрепили на её конце тяжёлый вибратор. Так же как и лебёдка, он приводился в действие электрическим током, подаваемым от аккумуляторов вездехода. Вибратор весил на Земле около трёхсот килограммов, но здесь его вес уменьшился до ста десяти. Однако и этого было достаточно: вдвоём только напрягая все силы, они подняли его на такую высоту.

Забивать сваю приходилось очень осторожно. В песчаную почву она уходила стремительно. Удерживать вибратор при таких условиях было трудно. Камов включал ток и сразу отключал его, после чего Мельников и Белопольский опускались на несколько ступенек ниже. Так продолжалось до тех пор, пока верхний конец не сравнялся с поверхностью песка.

После короткого отдыха начали забивку второй сваи.

Наконец последняя, четвёртая, была забита. На сваи положили толстую стальную плиту и накрепко завинтили болты. Фундамент памятника был готов.

Работу к восьми часам вечера закончили.

На песчаной площадке, среди причудливых серо-синих растений, встал на долгие годы трёхметровый обелиск из нержавеющей стали. На его вершине в лучах заходящего солнца горела рубиновая звезда в золотой оправе. С четырёх сторон на отполированных гранях блестели сделанные из чистого золота четыре барельефа. Константин Эдуардович Циолковский и трое его последователей — учёные, сыгравшие большую роль в подготовке вступления человечества в космическую эру, — смотрели на марсианский пейзаж.

С глубоким волнением и законной гордостью, наполнившими всё их существо, стояли у памятника звездоплаватели. Дыхание Родины донеслось к ним через бесконечные просторы, которые преодолел их корабль, чтобы здесь, на далёкой планете, оставить этот символ великой научной победы.

Белопольский и Мельников не обнаружили к северу и востоку от звездолёта ничего нового. Местность ничем не отличалась от осмотренной раньше западной стороны. Создавалось впечатление, что природа Марса всюду одинакова, по крайней мере в той части планеты, где опустился «СССР-КС2». Сопоставляя это с тем, что они видели из окон во время полёта над Марсом, советские учёные пришли к выводу, что планета — почти сплошная пустыня. «Прыгающие ящерицы» и «зайцы» были, очевидно, единственными представителями животного мира.

Это было очень странно и как будто противоречило биологии.

«Почему на Марсе сохранилось только два вида животных? — недоумевал Белопольский. — Куда девались остальные? Совершенно невозможно допустить, что здесь всегда были только «ящерицы» и «зайцы». Почему же они выжили, а другие погибли? Растительность на Марсе очень скудна. В настоящее время флора и фауна планеты явно не соответствуют друг другу. Здесь какая-то тайна».

Таким казалось положение на Марсе первым людям, прибывшим на него с Земли. Было ли оно таким на самом деле? На этот вопрос могло ответить только будущее.

«Для развития жизни, — сказал как-то Белопольский, — решающее значение имеет количество энергии, получаемое планетой от её центрального светила — Солнца. Процесс эволюции целиком зависит от этого фактора. Совершенно необязательно считать, что на всех планетах, на которых появилась жизнь, этот процесс должен привести к появлению существа, подобного человеку. Марс всегда получал солнечной энергии значительно меньше, чем Земля. Вполне логично предположить, что на нём эволюция шла гораздо медленнее, чем на Земле, и не привела к появлению высокоразумного существа. На Земле, которая находится в лучших условиях, чем Марс, получает больше солнечной энергии, этот процесс шёл быстрее. На Венере, которая находится в ещё лучших условиях, он должен пойти ещё скорей; и вполне вероятно, что жизнь Венеры перегонит земную. Природа бесконечно разнообразна и, как мы видим на примере Марса, приспосабливается к любым условиям».

Камов вспомнил эти слова Константина Евгеньевича, когда из окна вездехода видел всё ту же картину марсианской равнины.

Вездеход шёл к югу, в сторону, ещё не осмотренную ими. Камов решил завершить намеченную программу и один отправился в последнюю экскурсию.

— Эта поездка, — сказал он своим друзьям, — имеет больше формальный, характер. Я еду просто для очистки совести, чтобы никто не мог сказать, что мы не выполнили своего плана. Работа на Марсе окончена. Незачем понапрасну рисковать двоими.

— Одним также, — отозвался Пайчадзе.

— Ничего со мной не произойдёт, — ответил Камов. — Я не торопясь проеду километров сто и вернусь обратно. Надо же узнать, что находится на южной стороне. А если что-нибудь случится, — прибавил он, — Борис Николаевич окажет большую помощь Константину Евгеньевичу. Одному будет трудно, поскольку Арсен Георгиевич вышел из строя.

Все доводы остались безрезультатными: Камов стоял на своём. Его товарищи поняли, что спорить бесполезно, и скрепя сердце согласились отпустить своего командира одного.

Белопольский взял с Камова слово, что ни при каких обстоятельствах он не выйдет из машины.

Вездеход шёл со средней скоростью сорок километров в час, и Камов внимательно всматривался вперёд, чтобы не прозевать «болота». Местность постепенно, но заметно понижалась. Чаще попадались озёра, и растения казались здесь выше, чем в окрестностях стоянки звездолёта. Камов отметил, что заросли становились всё гуще и обширнее. Если дальше они встанут сплошной стеной, придётся повернуть назад. Продираться сквозь них было бы неосторожно. Пока ещё песчаные промежутки между растениями были достаточно велики, чтобы вездеход мог, маневрируя, идти вперёд. Кругозор был широк, и Камов не опасался внезапного нападения «ящерицы». Следов этих зверей он нигде не замечал.

Прошёл ещё час. От звездолёта его отделяло уже километров семьдесят. Пора поворачивать. Два часа нужно было на то, чтобы разобрать и погрузить вездеход. Ровно в восемь часов звездолёт покинет Марс. Очевидно, что и эта последняя поездка не даст ничего нового.

Камов остановил машину и осмотрелся кругом. Всё то же.

Включив микрофон, он сообщил на корабль, что отправляется в обратный путь.

— Я поеду другой дорогой, — сказал он. — Через час дайте маяк.

Он повернул вездеход к востоку. Обследовав местность в этом направлении на двадцать километров и не увидев ничего, стоящего внимания, Камов решительно повернул на север, к «дому».

По-прежнему внимательно, но уже без всякой надежды увидеть что-нибудь отличное от примелькавшегося пейзажа, Камов наблюдал, как за окнами вездехода сменялись хорошо знакомые, однообразные картины марсианской пустыни.

Вот промелькнуло небольшое озеро, окаймлённое пышно разросшимися кустами серо-синих растений. Само по себе оно очень красиво, но глаз не останавливается на нём. Десятки точно таких же озёр уже попадались на пути. Вот небольшая поляна, в точности похожая на ту, где они поставили памятник. Сочетание жёлтого, серого и синего цветов тоже красиво, но они видели сотни таких полян.