И еще: всю свою жизнь я сосуществовал с людьми – матерью, отцом, подружками, соседями по квартире, – которые учились терпеть мои вызываемые футболом настроения, и, надо сказать, делали это с должным юмором и тактом. И вдруг рядом со мной оказалась женщина, претендующая на мою роль, и это мне не понравилось. Скажем, ее восторг в 1987 году после финала Литтлвудского кубка… это был ее первый сезон! Какое она имела право заваливаться после матча в паб, нахлобучив на голову кепку «Арсенала»? Ровным счетом никакого! Для нас с Питом это была первая с 1979 года награда, а она ходила на стадион всего четыре месяца: где уж тут прочувствовать. «Видишь ли, мы не каждый сезон получаем призы», – твердил я ей с бессмысленной и желчной завистью родителя, косящегося на жующего батончик «Марс» отпрыска, которому не пришлось изведать карточной системы военного времени.

Вскоре я понял, что единственный способ отстоять свои эмоциональные границы – окружить себя защитным барьером хандры и помнить, что, если дело касается футбола, я, как никто, способен надувать губы и впадать в депрессию, что по части упаднического настроения я могу переплюнуть и свергнуть с трибун любого претендента на трон футбольных страданий. Я знал, что настанет день, когда я положу ее на обе лопатки. Этот день пришелся на конец сезона 1988/89 года. Мы проиграли «Дерби» и, судя по всему, сдали чемпионат, несмотря на то, что очень долго лидировали в первом дивизионе. Безмерно безутешный (в тот вечер мы пошли в «Олд Вик» смотреть Эрика Потера в «Короле Лире», но я не смог оценить спектакль, потому что так и не понял проблем главного героя), я продолжал пестовать свою хандру, пока она не приобрела пугающе чудовищных масштабов. Однако я доиграл представление до конца, вел себя кое-как, и мы, естественно, поругались (по поводу того, идти или не идти к приятелям на чашку чая).

Как только началась ссора, я понял, что «Арсенал» снова мой: я загнал ее в тупик, и ей не оставалось ничего иного, как заявить, что футбол – всего лишь игра (слава богу, она не употребила этих слов, но смысл был такой), что впереди следующий сезон и даже в этом еще не все потеряно. Я торжествующе ухватился за ее речи и гневно воскликнул:

– Ты ничего не понимаешь!

Уже несколько месяцев я мечтал о том, чтобы выкрикнуть эти слова ей в лицо, причем я нисколько не кривил душой: она в самом деле ничего не понимала. И как только мне представилась возможность и я высказал вслух то, что каждый болельщик носит в себе, как потенциальный донор документ на собственные почки, все было кончено. Что ей оставалось? Либо попытаться повести себя еще хуже, чем я, либо отступить, сдать территорию и в дальнейшем расстраиваться только тогда, когда надо поддержать расстроенного меня. Но она слишком мягкий человек, чтобы пробовать перехмуриться, и поэтому выбрала второй путь, и теперь я с полным основанием и с полным удовольствием могу заявить, что в нашем доме я самый верный арсенальский пес. И еще: если у нас появятся дети, приоритет на сезонное место всецело принадлежит моей заднице. Мне, конечно, стыдно, очень стыдно, что пришлось так гнусно поступить, но тогда я в самом деле начинал беспокоиться.

Если искать в моих воспоминаниях кульминацию, то она приходится на мартовскую среду 1987 года, когда я ехал из кабинета психиатра в Хэмпстеде на «Уайт-Харт-лейн» в Тоттенхэм, чтобы посмотреть переигровку полуфинала Литтлвудского кубка. Загодя я так не планировал: поездка в Хэмпстед была предрешена задолго до того, как выяснилось, что будет переигровка. Но, рассказывая, как «Арсенал» что-то ускоряет, а что-то тормозит в моей жизни и как переплетены наши судьбы, я вижу, насколько символично это совпадение.

Гораздо легче понять, почему «Тоттенхэму» и «Арсеналу» потребовалась переигровка, чем объяснить мой визит к психиатру. Поэтому начну с переигровки. Два тура полуфинала дали совокупный счет 2:2, и даже дополнительное время в воскресенье на стадионе «Уайт-Харт-лейн» не выявило победителя – четыре жалких гола за три с половиной часа игры нисколько не отражают иссушающей драмы двух матчей. В первом, на «Хайбери», Клайв Аллен отпраздновал свой типично хищнический прорыв, подпрыгнув в воздух и рухнув с пяти футов на спину – я не видел, чтобы кто-нибудь еще проявлял радость таким эксцентричным образом; затем Пол Дэвис меньше чем с шести дюймов промазал по пустым воротам, Ходдл прекрасно закрутил свободный и угодил в штангу, а бедолагу Гаса Сезара (представителя юной поросли «Арсенала») так безбожно умотал Уоддл, что его пришлось заменить на еще более «зеленого» Майкла Томаса, который до этого матча ни разу не выступал за первый состав.

Во второй игре Аллен снова на первых минутах забил гол, и совокупный счет стал 2:0 в пользу «Сперз»; «Арсенал» раскрылся, и игроки «Тоттенхэма» четыре раза выходили с Лукичем один на один, но, к счастью, не сумели поразить ворот; в перерыве диктор, обратившись к болельщикам «Сперз», стал объяснять порядок получения билетов на финальный матч на «Уэмбли» – явная провокация, рассчитанная на то, чтобы окончательно сломить противника. Однако результат оказался прямо противоположным: притихшие было фанаты «Арсенала» словно обрели новые силы, и когда команда вышла после перерыва на поле (позднее мы узнали, что игроки тоже слышали в раздевалке сообщение), трибуны встретили «Арсенал» горделивым несломленным ревом и настолько воодушевили «канониров», что они мало-помалу заиграли и, хотя на бумаге Адаме, Куинн, Хейес, Томас и Рокасл были не чета Уоддлу, Ходдлу, Ардайлзу, Гоуфу и Аллену, сначала как-то сумбурно Вив Андерсон, а затем блестяще Найл забили по голу, обеспечив «Арсеналу» дополнительное время. Мы могли выиграть – «Тоттенхэм» развалился на куски: даже Хейес с Николасом способны были добить его, но, учитывая весь предыдущий расклад – мы сравняли счет только в третьей четверти двух встреч, – переигровка была отнюдь не худшим вариантом. После финального свистка на поле вышел Джордж и подбросил монету, определяя место решающего поединка, а когда он снова посмотрел на нас и указал пальцем прямо в уайт-харт-лейновскую грязь, давая понять, что судьба улыбнулась «Тоттенхэму», болельщики «Арсенала» вновь разразились ревом: в течение нескольких недель «канониры» дважды побили «Сперз» на их поле (в начале января состоялась игра Лиги), а на «Хайбери» свели один матч вничью и один проиграли. В среду мы все приедем сюда поддержать команду.

Вот так определилась переигровка – обычное дело в футболе. А если хотите знать, как мы вышли в полуфинал Литтлвудского кубка, извольте: победили «Форест» на «Хайбери» в четвертьфинале, а до того – «Манчестер Сити», «Чарльтон» и «Хаддерсфилд». Пути кубкового турнира прямолинейны, чисты и ясны, и в этом их ярчайшее отличие от кривых, заросших и запутанных закоулков жизни. Как бы я хотел, чтобы мое перемещение на незнакомый дерн ковра психиатра можно было проиллюстрировать схемой игры на вылет!

Попробую все же объяснить, как я дошел до жизни такой. Весной 1986 года я разнервничался сверх всякой меры, оттого что через семь лет после окончания колледжа все еще не сумел найти работу, отвечавшую моим устремлениям, и через шесть лет после разрыва с Утраченной девушкой не обзавелся постоянными здоровыми отношениями, а все непостоянные и не очень здоровые, которые так или иначе привлекали третью сторону, оказывались дешевкой. И поскольку я часто общался с директором своей школы, а он в то время увлекался Юнговой премудростью, его пример заразил и меня – так, я стал раз в неделю посещать одну даму на Баундз-Грин.