– Что же ты предлагаешь? – пробасил сивоусый Домаш Твердиславич.

– На совете было решено, что Андрей Ярославич опять головной полк возглавит при выступлении на Дорпат, – продолжил воевода Гудим тоном заговорщика. – Нельзя этого допустить! В Ливонии большие богатства можно взять, но достанутся они тем воеводам, кто впереди окажется. Смекай, Домаш! – Гудим понизил голос. – Ты среди новгородских воевод первый, а ходишь в хвосте, суздальские обозы охраняешь! Не по чину это для тебя, Домаш. Новгородцы тебя тысяцким избрали, все полки новгородские под твоей рукой, так будь же головой, а не хвостом! Пойди к Александру Ярославичу и потребуй у него, чтобы он нас с тобой в головной полк определил. В конце концов, новгородцы эту войну затеяли, значит, нам и впереди быть.

Послушавшись Гудима Кербета, Домаш Твердиславич отправился к Александру Невскому. Не слишком дружелюбный получился у них разговор, но Домаш Твердиславич добился своего. В авангарде русского войска Александр Невский поставил новгородский полк, состоящий из пяти сотен пеших ратников и полусотни конников.

Головному полку были приданы два гонца из числа переславских дружинников, это были Бедослав и Семен Куница. В случае острой надобности Домаш Твердиславич мог связаться с главными русскими силами при помощи этих гонцов.

Перейдя по льду реку Великую, русская рать двинулась вдоль западного берега Чудского озера по направлению к Дорпату, бывшему Юрьеву. Уже в пятнадцати верстах от Пскова начались владения Ливонского ордена.

Этот лесистый болотистый край был издревле населен эстами, коих русичи называли чудью. Немногочисленные роды этого лесного племени, жившие к востоку от Чудского озера, почти поголовно приняли православие от своих соседей-русов, признав над собой власть Пскова и Новгорода. Иначе обстояло дело к западу от Чудского озера, там обитали наиболее многочисленные родовые общины эстов, упорно не желавшие отрекаться от своих языческих богов. Крестоносцы, пришедшие на земли эстов, вот уже много лет пытались силой сломить сопротивление эстов-язычников и навязать им христианскую веру в ее латинской форме. На приморской полосе и возле Чудского озера крестоносцы сумели окрестить почти все местное население, но в глубине чудских лесов продолжали существовать и сопротивляться завоевателям несколько языческих родов, которых поддерживали в их борьбе соседние язычники ливы и латгалы. Эти лесные племена крестоносцы, видя их непримиримость к христианству, вот уже который год старались просто истребить поголовно.

За спиной ливов и латгалов крепло и набирало силу Литовское княжество, которое тоже придерживалось язычества и было явно не по зубам немецким и датским крестоносцам. Литовские князья постоянно вторгались во владения крестоносцев, разрушая церкви и безжалостно уничтожая христиан.

Александр Невский отважился на этот поход в Ливонию, так как до него дошел слух об очередном восстании уже покоренных немцами эстов на острове Сааремаа. Союзный ливонцам Тевтонский орден в это же время вел трудную войну с восставшими пруссами, на помощь к которым пришли литовцы.

О том, что выступление русской рати на запад стало неожиданностью для немцев, говорило стремительное бегство в Венден и Дорпат немецких торговцев и поселенцев, живущих в приграничной с Русью полосе. Бежали в Дорпат и гарнизоны двух маленьких деревянных крепостей, построенных ливонцами близ соляных варниц для защиты их от лесных язычников.

В захваченных без боя хуторах и деревнях передовой новгородский полк поживился самым разнообразным добром от железных орудий труда и домотканых тканей до пушнины и изделий из серебра. Кому-то достались янтарные бусы, кому-то мешок вяленой рыбы. Кто-то раздобыл себе коня, кто-то попону и седло. Местная чудь тоже хоронилась от русичей в лесах, поскольку здесь проживали лесные роды, принявшие латинскую веру. Из этой крещеной чуди крестоносцы набирали наемников и следопытов, когда совершали набеги на русские земли.

Воевода Гудим торжествовал: о такой войне он давно мечтал! Хорошо, когда на вражеской территории нет ни малейшего сопротивления, когда селения стоят пустые, а в домах полыхает огонь в печах. Хорошо въезжать во вражескую крепость, носящую следы поспешного бегства, где только скрип распахнутых настежь дверей создает иллюзию обитаемого поселения. Что может быть замечательнее, когда добыча сама идет в руки, когда можно грузить сани различным добром, не проливая при этом ни капли крови!

«Драпает немчура! – смеясь, говорил Гудим Домашу Твердиславичу. – Не ожидали ливонцы, что рать наша к ним нагрянет. Для них, небось, и падение Пскова стало полной неожиданностью! Эдак дошагаем и до Дорпата без стычек и сражений!»

Ночь передовой новгородский полк провел у соляных варниц.

На рассвете Домаш Твердиславич повел свой отряд к чудскому селению Хаммаст, самому большому в этой округе.

Семен Куница поделился своими опасениями с Бедославом, заметив тому, что воеводы лишь передовые дозоры высылают, а по сторонам от дороги дозорных вообще нет. При такой беспечности можно запросто в ловушку угодить. Ливонцы давно научились от здешних язычников устраивать засады и окружать врага в лесу.

Бедослав попытался было заговорить об этом с воеводой Гудимом, но в ответ услышал такую резкую отповедь вперемежку с бранью, что невольно прикусил язык.

«Будешь князю своему советы давать, гридень! – выговаривал вспыльчивый Гудим Бедославу. – Ишь, умник нашелся! Не суйся не в свое дело! Мы с Домашом Твердиславичем тертые калачи, воевать умеем не хуже братьев Ярославичей!»

Селение Хаммаст хоть и считалось большим, но в нем было чуть больше двух десятков домов, выстроенных на чудской манер. Это были срубные избы-пертти, длинные и узкие, с высокой двускатной крышей, тесовой или крытой корой. Изгородей между избами не было, лишь были огорожены жердями загоны для скота. Загоны были пусты, как и все дома в селении. Судя по следам, жители ушли отсюда совсем недавно, забрав с собой скот и лошадей. Следы людей и животных уводили в дремучий еловый лес, стеной подступавший к деревне с северо-запада.

Было начало апреля. Солнце понемногу пригревало. Сугробы под его лучами проседали и покрывались ноздреватой ледяной коркой.

Домаш Твердиславич дал отряду передышку. Ратники разбрелись по всей деревне, заходя в дома и сараи, шаря в клетях и сеновалах. Отовсюду звучали веселые голоса и смех. Кто-то тащил к обозным саням мешки с зерном, кто-то нес берестяные туесы с горохом и сушеными ягодами. Скатки беленого и небеленого холста уже никто не брал, никто уже не зарился на невыделанные шкуры коров и лошадей. Никто уже не отрывал от стен оленьи и лосиные рога, этого добра и так было навалом. Зато серебро, янтарь и любая медь по-прежнему ценились воинами очень высоко, изготовленные из них изделия всякий хватал без раздумий.

Бедослав и Семен Куница, едва спешились с коней, сразу же разыскали Домаша Твердиславича.

– Не дело это, воевода, распустить полк по селу, дозоров не выставив, – сказал Бедослав. – Ежели ливонцы неподалеку, они нас голыми руками взять могут!