— Маленькое чудо.

«У моей жены роман, — думал я. — Она трахается с этим типом. Я знаю».

— Сердце — это маленький насос, размером с кулак, — говорила мой врач, доктор Баджо, накачивая манжет, который она обернула вокруг моей руки. Я чувствовал, как тот надувается. — У всех нас есть кровяное давление. У здорового человека нормальное давление составляет 120 на 80. А ваше… ну надо же…

Так оно обычно и случается. Обещаешь любить друг друга вечно. И сам веришь в это. Не планируешь спать ни с кем другим в жизни. Потом время подтачивает любовь, как волны прилива подтачивают прибрежные скалы. И в конце концов твои чувства — ее чувства — уже стали не теми, чем были когда-то. Как свет в темную комнату, впускаешь в свою жизнь других людей, а потом уже не можешь их выпроводить. После того как уже впустил. Что же тут поделаешь?

— Можете надеть рубашку, — раздался голос врача.

Сид уже больше не хотела никакого секса. Только не со мной. Даже мои чудесные презервативы не привлекали ее больше. Ну, по субботам мы еще занимались любовью, правда, иногда это откладывалось до воскресенья или переносилось на понедельник, если ресторанный бизнес требовал ее присутствия. Но у меня было ощущение, что она идет на это только для того, чтобы я не возникал. Что ей проще спокойно лежать и ни о чем не думать, чем ссориться по этому поводу. Она всегда говорила, что слишком устала. Да. Конечно. Устала от меня.

Мне даже не секса не хватало. Это было нечто другое. Я хотел снова почувствовать себя любимым.

— Есть много способов контролировать давление, — продолжала доктор Баджо. — Нужно сократить принятие алкоголя. Сбавить вес. Заниматься физическими упражнениями. Можно даже поменять жену.

— Поменять жену?

Ведь не так уж все и плохо. Я хотел, чтобы мой брак сохранился. На этот раз я хотел все сделать правильно. Раз и навсегда.

— Но я люблю свою жену.

— Не жену, мистер Сильвер, а свою жизнь. Не поддавайтесь обстоятельствам. Старайтесь находить время для себя и контролировать свои эмоции. Вам, мистер Сильвер, необходимо поменять свою жизнь. У вас она одна.

Жизнь. Не жену.

У вас, очевидно, она не одна.

Сердце — это маленькое чудо.

— Мне нравилось то, как на меня это воздействовало, — говорил Эймон. — Давным-давно. И мне опять захотелось испытать это чувство.

Мы гуляли по территории частной клиники, которая находилась в часе езды на машине к югу от Лондона. Эймон говорил о кокаине, пока мы шли по парку, загребая ногами опавшие листья. Он завершил только половину 28-дневного курса детоксикации, но уже выглядел гораздо лучше, чем когда я видел его в последний раз, вернувшегося с Эдинбургского фестиваля. Сегодня днем он должен был участвовать в футбольном матче. Наркоманы против маниакально-депрессивных больных. Но матч отменили. Страдающие маниакально-депрессивным психозом были слишком депрессивны.

— У нас тут проводятся групповые занятия. Такие истории рассказывают, Гарри! Закачаешься. Все эти алкоголики-наркоманы повествуют о том, в какой момент у них все пошло наперекосяк. Каких только зависимостей не существует! И некоторые из пациентов очень красноречивы. Знаешь, что сегодня утром сказал один из них? Алкоголь дал мне крылья для полета, но потом он отнял у меня небо и все остальное. Правда, здорово? Я точно так же ощущаю свое отношение к кокаину.

— Но это же ничего не объясняет. У тебя есть замечательная жизнь: деньги, слава, девочки, а ты на все это плюнул из-за какого-то чувства. Даже не чувства, а воспоминания о чувстве.

— Брось, Гарри. Я же знаю, что ты не пьешь, и наркотики — тоже не твой профиль. Но ты испытываешь примерно то же самое.

— Как это?

— У тебя то же самое по отношению к женщинам.

Тут я понял, что он прав. Именно поэтому я хотел, чтобы Сид снова стала той женщиной, какой я увидел ее в день нашего знакомства. Поэтому я пошел к Казуми. Оказывается, я тоже был пленником чувства.

Память о величайшем чувстве на свете.

Это не кокаиновый порошок и не алкогольный дурман. Это чувство, которое появляется у меня, когда я начинаю отношения с женщиной. Страсть, секс, вдохновение, ощущение того, что жив и кому-то нужен, — все это обволакивает постоянно ускользающее от нас время.

Мне нравилось чувствовать это.

И я не мог ничего с собой поделать. Я снова желал это испытать.

Даже если потом возникнут серьезные проблемы.

Джим Мейсон походил на мужскую особь, достигшую плодоносящей поры.

На его точеном лице наметился второй подбородок, а из-под кожаной куртки, как зрелый кабачок, выглядывал пивной животик. Но, несмотря на это, было видно, что он все еще способен наделать неприятностей. Бывший муж Сид явился за своей дочерью.

— Привет, Гарри. Как дела, приятель? Пегги готова?

Никогда не представлял, что буду принимать участие в разыгрывании подобной сцены. Хотел бы я знать, как нужно правильно себя вести в таком случае. Этот мужчина разбил сердце женщине, которую я люблю. Но если бы он этого не сделал, то моя жена и я не были бы вместе. Мне нужно его благодарить за это или следует надавать ему тумаков? А может, и то и другое?

Когда-то Сид была от него без ума, а он бросался за ее спиной на каждую подвернувшуюся азиатку, которая оказывалась ему доступна от Хьюстона до Хокстона. Моя любимая сделала все, что было в ее силах, чтобы брак с этим уродом состоялся. Она даже поехала за ним в Лондон, когда стало понятно, что Америке нет до него никакого дела. Она поддерживала его после аварии на мотоцикле, ухаживая за его дурацкой ногой. Даже уже после встречи со мной она дала ему еще один шанс. Ну и, конечно, она родила ему ребенка, которого потом сама и воспитывала. Мне следовало бы ненавидеть Джима Мейсона. Но я обнаружил, что с ненавистью у меня не очень-то получается. Скорее, я испытывал к нему чувство болезненной ревности.

На самом деле меня передергивало не оттого, что он плохо относился к Сид, а потому, что он завоевал ее сердце, не прикладывая к этому никаких усилий. А потом, тоже как бы между прочим, разбил его вдребезги. Но презирать его, мужчину, который был первым мужем моей жены, я не мог.

Он всегда приветлив со мной.

— Сид еще на работе? Женщины никогда не переделают всей работы! Шучу, шучу. Передавай ей от меня привет. А где там моя ненаглядная маленькая принцесса? Она готова?

— Папочка!

Пегги отбросила в сторону куклу Люси-балерину и бросилась к отцу. Джим поднял ее на руки и поцеловал в темную макушку. Она обхватила ногами его талию, а руками шею, самозабвенно обнимая его. Они редко виделись, отец и дочь. И поэтому каждая их встреча становилась такой эмоционально насыщенной, что напоминала сцену воссоединения освободившегося пленного вьетконговца со своей семьей. Но мне трудно судить, насколько искренними были эти эмоции. Длительные периоды-разлуки могут вынудить родителей и детей чувствовать себя почти чужими.