пережила допросы в ЧК, но ее освободили. Вместе с сестрами монастыря (одна из них – монахиня Ариадна, вторая – послушница) она вынуждена была бежать на Дальний Восток. По пути во Владивосток обе сестры заболели тифом и высадились в Чите, где их приютила настоятельница местного женского монастыря игуменья Анастасия. В это же время в читинском монастыре находился архиепископ Оренбугрский и Тургайский Мефодий (Герасимов).

По приезде во Владивосток игуменья Руфина, как беженка, должна была искать себе кров и работу. Ее приняла одна семья на условиях помощи по хозяйству. Работа была тяжелой: приходилось стирать белье и полоскать его в проруби на реке Седанке, что было непосильно для хрупкой, слабой здоровьем 47-летней женщины. Но матушка Руфина все переносила с христианской кротостью и смирением. В марте 1919 г. во Владивосток приехали оправившиеся от болезни сестры, и, как вспоминала впоследствии монахиня Ариадна, «нашли матушку в ужасно тяжелом состоянии». Помочь ей они не могли, поскольку сами были на правах беженцев и начали добывать средства к существованию тем же поденным трудом – стиркой белья.

В 1919 г. епископ Владивостокский Михаил (Богданов), узнав о положении игуменьи Руфины, предложил ей руководить хором в церкви при архиерейском доме на Седанке. В числе постоянных прихожан этого храма были и простые люди, и видные сановники, среди которых оказался Сергей Сергеевич Моисеев, прежде работавший в Министерстве путей сообщения. Однажды он осведомился у сестер, чем занимается матушка помимо церковного пения, и, когда услышал ответ, был ошеломлен. Он сразу предложил игуменье и ее спутницам заняться работами по рукоделию – стежкой одеял и др., представив в качестве первых заказчиц своих жену и дочь, которая была замужем за английским подданным.

В конце 1919 г. епископ Михаил был утвержден главой епархии, что дало ему более широкие полномочия по управлению церковной жизнью Приморья. Присутствие во Владивостоке игуменьи Руфины с монахинями натолкнуло владыку на мысль об устройстве в городе нового женского монастыря, и он поручил ей встать во главе этого дела. Матушка с радостью приняла послушание. Вместе с сестрами она переселилась с Седанки в одну из квартир частного дома на 7-й Матросской улице, где и было открыто временное монастырское подворье в честь Смоленской иконы Божией Матери. Пока не было ни престола, ни антиминса, литургий служить не могли, совершали только «всенощные». Только когда сестрам передали церковь на Морском кладбище в районе бухты Золотой Рог, богослужебная жизнь скромной обители стала постепенно налаживаться. Помимо устройства монастыря монахини ухаживали за могилами на кладбище. Довольно скоро нашлись жертвователи, которыми в основном были расквартированные в районе бухты офицеры и солдаты и, благодаря их помощи, в марте 1920 г. началась постройка главного монастырского корпуса.

В 1922 г. во Владивосток из Харбина приехал архиепископ Мефодий (Герасимов). Он посетил игуменью Руфину и предложил ей основать еще один монастырь – в Харбине. Она согласилась, но при этом попросила благословения провести в Харбине сборы на нужды Владивостокской обители.

Поехали опять вместе, матушка и сестры. В Харбине они остановились на Благовещенском подворье Пекинской Миссии. После очередного разговора с архиепископом Мефодием начали совершать сборы для открытия за границей временного отделения Владивостокской обители. Здание нашли на Дачной улице, 17, в китайском доме. Через три недели игуменья Руфина вынуждена была вернуться во Владивосток, оставив в Харбине монахиню Ариадну, инокиню Акилину (впоследствии монахиню Анимаису) и двух послушниц.

Во Владивосток матушка добиралась с опасностью для жизни, шла пешком от станции Угольная до города. К тому времени остатки белых частей во главе с правителем Приамурского Земского края уже были эвакуированы, в Приморье устанавливалась советская власть. Игуменья Руфина вновь попала в обстановку обысков, арестов, всевозможных бесчинств военного времени. Один из владивостокских протоиереев настойчиво советовал ей не подвергать себя риску и как можно скорее покинуть город. Но теперь, чтобы выехать в Харбин, игуменья Руфина должна была получить пропуск от властей. Для этого она обратилась с заявлением в соответствующее ведомство и была вызвана в ЧК на беседу с комиссаром по церковным делам. Комиссар по фамилии Приходько встретил матушку внешне сурово. Предложив ей сесть, он сказал: «Как это вы благословляли иконами Меркулова и Дитерихса истреблять нас? Это нам известно». Вопрос прозвучал грубовато-насмешливо, но матушка не смутилась и просто ответила: «Всякого обращающегося ко мне за благословением, как носительница духовного сана, я благословляю, и если бы у нас не были разные дороги, и вы признавали бы то, что вы отвергаете, наши святыни, и просили меня благословить и вас, я бы это во славу Божию выполнила»{408}.

Приходько смутился, услышав такой чистосердечный ответ, и, закрыв дверь кабинета, неожиданно начал рассказывать игуменье о том, что в детстве ему приходилось не раз бывать в монастырях и что это самые лучшие воспоминания в его жизни. Особенно запомнилась комиссару игуменья женской обители в Уфе, которая баловала его горячими просфорками и пряниками. Во время этого разговора в кабинет иногда заглядывали посторонние лица, и тогда Приходько, обращаясь к матушке, вновь принимал суровый вид. Беседа закончилась тем, что комиссар сам подсказал игуменье Руфине формулировку ее прошения об отъезде в Харбин – она едет «для ликвидации подворья женского монастыря и возвращения сестер во Владивосток». Разрешение было сразу же дано. До Харбина матушка ехала в отдельном купе безо всякого беспокойства с чьей-либо стороны.

В Харбин игуменья Руфина прибыла в начале июня 1923 г. и сразу же приступила к работе по устройству обители. Однако вскоре, 12 июня, она тяжело заболела, оказавшись надолго прикованной к постели. Положение усугублялось тем, что сестры, как и большинство осевших в Харбине беженцев, находились в крайней нужде. Жили так скудно, что зачастую не имели даже обеда. При этом надо было ежемесячно выплачивать по 45 долларов за аренду помещения.

Единственным заработком сестер было печение просфор. Эту возможность им предоставил настоятель свято-Алексеевской церкви в Модягоу священник Петр Антонов. Но справиться с бедностью, отсутствием самого необходимого для жизни и ухода за больной игуменьей это мало помогало, а проболела матушка целых девять месяцев. Спасала только помощь милосердных соотечественников. Так, княгиня Голицына снабжала обитель топливом. Доктор С. И. Тарновский лечил игуменью Руфину безвозмездно, причем он сам готовил для нее еду, обучал сестер навыкам правильного ухода за больной. Игуменью навещал епископ Камчатский Нестор (Анисимов), и благодаря его хлопотам ее удалось перевести в городскую больницу, где матушку поместили в отдельную палату. Врачи тогда предупредили, что состояние больной критическое, нужно готовиться к худшему. Оставалась одна надежда – на Бога. Молебны служили в Иверской церкви с архимандритом