Но если эпидемия и шла на спад, то по любым нормальным стандартам она все равно развивалась с устрашающей скоростью. Из своих расследований Сноу знал, что в среду умерло по крайней мере двенадцать человек – в десять раз больше, чем «нормальный» показатель для района. Учитывая массовое бегство жителей, вполне возможно, что подушная смертность по-прежнему оставалась на прежнем уровне. Он знал, что его статистические подсчеты станут убедительным аргументом в пользу водной теории, особенно если сопроводить их последними результатами исследования водопроводных систем Южного Лондона. Нужно будет пересмотреть монографию о холере и отправить новые статьи в The Lancet и London Medical Gazette. Но в краткосрочной перспективе у него было куда более неотложное дело. В его районе по-прежнему умирали люди, и он точно знал, в чем причина эпидемии.

«Диспансер смерти»

Вечером в четверг попечительский совет прихода Св. Иакова устроил экстренное собрание, чтобы обсудить, что делать с продолжающейся в районе эпидемией. Примерно на половине заседания они получили записку, что к ним хочет обратиться некий джентльмен. То был Джон Сноу, вооруженный данными по катастрофе, длившейся уже неделю. Он встал перед ними и своим странным хриплым голосом рассказал, что знает причину эпидемии и может убедительно доказать, что подавляющее большинство случаев заболевания можно отследить вплоть до источника. Сноу вряд ли углублялся в подробности своих попыток опровергнуть теорию миазмов – лучше было сразу изложить закономерности жизни и смерти и оставить философствования на потом. Он рассказал об ужасной выживаемости среди тех, кто жил недалеко от колонки, и о том, что тех, кто не пил воду, беда обошла стороной. Он рассказал попечительскому совету о смертях, произошедших далеко от Голден-сквера и связанных с этим районом только тем, что умершие пили воду с Брод-стрит. Возможно, он рассказал им о пивоварне и работном доме на Поланд-стрит. Одна смерть за другой оказывались связаны с водой из колодца на Брод-стрит. Но тем не менее колонкой по-прежнему активно пользовались.

Члены попечительского совета отнеслись к докладу скептически. Они, как и все другие местные жители, отлично знали, какой отличной репутацией обладает вода на Брод-стрит – особенно в сравнении с другими близлежащими колонками. А еще они не менее отлично знали, какие отвратительные запахи стоят по всему району – эти запахи ведь наверняка больше виноваты в эпидемии, чем замечательная вода с Брод-стрит? Тем не менее аргументы Сноу были достаточно убедительны – да и вариантов у них особых не было. Если Сноу неправ, то району придется несколько недель пострадать от жажды. Если он прав, кто знает, сколько жизней им удастся спасти? После непродолжительных консультаций попечительский совет решил закрыть колодец на Брод-стрит36.

На следующее утро, в пятницу, 8 сентября, ровно через неделю после того, как эпидемия начала свое ужасное шествие по Сохо, с колонки сняли рычаг. Какая бы угроза ни таилась на дне колодца, на какое-то время она там и останется.

Смерти в Сохо продолжались еще неделю, а общие итоги эпидемии сумели подсчитать лишь через несколько месяцев. Снятый рычаг в основном проигнорировали в газетах. В пятницу в Globe вышла оптимистичная – и полностью следующая миазматической теории – статья о текущем состоянии района: «Благодаря улучшению погоды болезнь, свирепствовавшая с такой суровостью в этом районе, пошла на спад, и можно надеяться, что жители уже пережили самое худшее. Вчера смертей было очень мало, а сегодня утром о новых случаях не сообщалось». На следующий день, однако, новости были уже не такими воодушевляющими.

На следующей неделе умерли еще десятки людей, но худшее в самом деле было позади. Когда цифры были подсчитаны полностью, суровость эпидемии шокировала даже тех, кто видел все своими глазами. Почти семьсот человек, живших в 250 ярдах от колонки на Брод-стрит, умерли в течение двух недель. Население Брод-стрит в буквальном смысле подверглось децимации: умерли 90 из 896 ее жителей. Из сорока пяти домов, отходивших во всех направлениях от перекрестка между Брод-стрит и Кембридж-стрит, лишь в четырех не погиб ни один обитатель. «Подобная смертность за такое короткое время практически беспрецедентна для страны», – писали в Observer. Прошлые эпидемии, конечно, убивали и больше людей в городе, но ни в одной из них не погибало столько людей на такой маленькой площади и с такой невероятной скоростью.

Снятие рычага с колонки стало исторической поворотной точкой, и не только потому, что положило конец самой разрушительной эпидемии в истории Лондона. В истории есть пороговые моменты эпических масштабов, когда мир преображается буквально за минуты: убийства правителей, извержения вулканов, ратификация конституции. Но есть и другие, менее масштабные поворотные точки, которые тем не менее столь же важны. Целая сотня разрозненных исторических тенденций сходится в единственном скромном действии – какой-то неизвестный откручивает рычаг с колонки на узкой улочке большого города, – и в следующие годы и десятилетия за этим простым действием следуют волны сотен и тысяч перемен. Мир меняется не мгновенно, требуется много лет, чтобы эта перемена стала заметной. Но медленное, эволюционное появление последствий не делает перемену менее значительной.