Во время путешествия обратно в Португалию Фелипа не так сильно страдала от морской болезни, но тем не менее не вставала с постели, безучастно глядя на стены своей крохотной каюты. От этой сердечной боли ей уже не избавиться никогда. Даже в Лиссабоне, где, как надеялась дона Мониц, старые друзья поднимут ей настроение, Фелипа лишь изредка соглашалась выйти куда-либо. Вместо этого она посвятила себя маленькому Диего, а все свободное время бесцельно бродила по дому. Когда Колумб отсутствовал, находясь по делам в городе или отправившись в путешествие, она ходила по комнатам, как будто надеялась найти его; а когда он был дома, она никак не могла собраться с духом и заговорить с ним. Иногда он вежливо выслушивал ее, а порой резко просил оставить его в покое, чтобы не отвлекать от работы. Но каждый раз результат был один и тот же: Фелипа бросалась на кровать и плакала, потому что понимала, что она совсем не является частью его жизни и не знает, как исправить это. И несмотря на это она все отчаяннее любила его, и все больше верила, что в ней есть какой-то недостаток, мешающий мужу полюбить ее.

Самым мучительным для нее было ходить вместе с мужем на концерты, к мессе или на обед при дворе, потому что она знала, что в аристократических домах Лиссабона его принимают лишь потому, что он женат на ней, и поэтому в подобных случаях она ему нужна. Им обоим приходилось вести себя как муж и жена, и она все время едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться и не крикнуть всем и каждому, что ее муж не любит ее, что он спит с ней, может быть, раз в неделю, или в две, и даже в этих случаях остается холоден. Если бы она хоть однажды позволила себе такое, то изумилась бы, узнав, что остальные женщины удивлены не характером ее взаимоотношений с мужем, а тем, что она находит в этом нечто необычное. У большинства из них были именно такие отношения с мужьями. Женщины и мужчины живут в разных мирах, они встречаются только в постели, чтобы произвести на свет наследников, или на светских приемах, чтобы укрепить положение друг друга в обществе. Почему это так ее волнует? Почему она не может вести такую же жизнь, как и они, приятную, беззаботную жизнь среди других женщин, время от времени баловать детей, всегда рассчитывая, что слуги позаботятся о том, чтобы жизнь их катилась гладко, как по наезженной колее.

Ответ, конечно, заключался в том, что ни один из их мужей не был хотя бы отдаленно похож на Кристовао. Ни у одного из них не пылал в груди такой огонь. Ни у кого из них в сердце не таилась такая всепоглощающая страсть, притягивающая женщину, тонущую в этой бездонной пучине, так и не утолив своей жажды, так и не получив ничего в ответ.

А сам Колумб видел, как годы их совместной жизни старят Фелипу, как опустились уголки ее рта, и на лице застыла маска холодной неудовлетворенности. Видел, как она проводит все больше времени в постели, жалуясь на непонятные болезни и понимая, что он каким-то образом является причиной этого. Это он заставляет ее страдать, но он не в силах что-либо изменить, если хочет выполнить главное дело своей жизни.

Почти сразу же после возвращения в Лиссабон Колумб нашел книгу, которую искал. Труд по географии некоего арабского автора по имени Альфрагано был переведен на латинский язык, и Колумб обнаружил, что с ее помощью он сможет сократить те последние 60 градусов до вполне приемлемого для его путешествия расстояния. Если предположить, что расчеты Альфрагано были выполнены в римских милях, то тогда расстояние в 60 градусов между Канарами и Чипангу составит всего две тысячи морских миль в тех широтах, где он будет плыть. При благоприятных ветрах, которые наверняка обеспечит ему Господь, путешествие можно будет проделать всего за восемь дней, самое большее – за две недели.

Теперь в его распоряжении были доказательства в тех выражениях и значениях, которые ученые должны понять. Он предстанет перед ними не с пустыми руками, и не с одной только верой в то видение, о котором ему запретили рассказывать. Теперь на его стороне древние ученые, и неважно, что один из них был мусульманином; он сможет выстроить цепочку доказательств необходимости своей экспедиции.

Наконец-то его женитьба на Фелипе принесла свои плоды. Он использовал многочисленные знакомства и получил возможность представить свои идеи при дворе. Кристофоро смело стоял перед королем Жуаном, зная, что Бог позаботится о том, чтобы тот был к нему благосклонен, и внушит ему, что по Его воле он должен снарядить экспедицию во главе с Колумбом. Он разложил перед присутствующими карты со всеми расчетами, доказывающими, что Чипангу находится в пределах досягаемости, а Катей – на небольшом расстоянии от него. Король и ученые слушали. Они задавали вопросы. Они вспоминали древних мудрецов, взгляды которых противоречили мнению Колумба относительно размеров Земли и соотношения суши и воды, а Колумб терпеливо и уверенно отвечал им.

– Это истина, – заявил он. Все шло своим чередом, пока один из присутствующих не спросил:

– Откуда вы знаете, что Маринус прав, а Птолемей ошибается?

Колумб ответил:

– Потому что, если Птолемей прав, то это путешествие было бы невозможно. Но оно возможно, и оно закончится успешно. И поэтому я знаю, что Птолемей ошибается.

Еще не успев закончить свою речь, он уже знал, что такой довод не убедит их. Видя, как они, слушая его, вежливо кивают и почти открыто поглядывают на короля, он понял, что они дружно выступят против него. Ну что ж, подумал Кристофоро, я сделал все, что мог. Теперь все в руках Господа. Он поблагодарил короля за его милость, вновь выразил уверенность, что такая экспедиция покрыла бы славой Португалию, сделала ее величайшим королевством Европы и обратила бы в христианскую веру великое множество язычников. И после этого ушел.

Он счел обнадеживающим признаком, что, пока он ждал ответа короля, ему разрешили присоединиться к торговой экспедиции, направлявшейся к африканскому побережью. Это не было разведывательным путешествием, поэтому никаких тайн португальской короны перед ним не раскрыли. Тем не менее тот факт, что ему позволили доплыть до самой крепости Сан Жоржи в Ла Мине, был знаком доверия. Дав мне возможность ознакомиться с великими достижениями португальских мореплавателей, король, видимо, хочет подготовить меня к тому, чтобы я возглавил мою экспедицию, подумал Колумб.

По возвращении он с нетерпением ждал королевского ответа, надеясь в любой день услышать, что ему дают необходимые суда, людей и припасы.

Но король ответил отказом.

Колумб был раздавлен. Долгие дни он почти ничего не ел и не спал. Он не знал, что и думать. Разве это не было Божьим планом? Разве Бог не указывает королям и принцам, как поступать? Тогда как же король Жуан мог отказать ему?

Вероятно, я что-то сделал не так. Я не должен был тратить так много времени, пытаясь доказать, что путешествие возможно. Следовало потратить больше времени на то, чтобы убедить короля, что оно желательно и необходимо, и почему Богу угодно, чтобы оно было совершено. Я вел себя как глупец. Я недостаточно подготовился. Я никуда не гожусь. Перебирая в уме все возможные объяснения, он все глубже погружался в отчаяние.