Даже простое сохранение спокойствия может привести к истощению эго. Невозможность посмеяться над забавным анекдотом, необходимость увольнять сотрудников или терпеть присутствие множества посторонних людей, будучи в толпе, — в любой из этих ситуаций человеку приходится прибегать к самоконтролю и, значит, истощать свое эго. Сказывается это чаще всего в конце дня, когда супруги после тяжелого дня в офисе начинают вдруг ссориться друг с другом. Мы становимся менее терпимыми к другим и готовы обвинить партнера в проблемах, причины которых на самом деле лежат совершенно в другом месте.

Когда наше эго истощено, мы едим больше вредной еды, пьем больше алкоголя, проводим больше времени за созерцанием полуодетых лиц противоположного пола и, как правило, хуже контролируем собственное поведение. Мало того, что мы готовы поддаться искушению; мы при этом сильнее обычного стремимся отведать запретный плод.

Большинство людей верит, что всегда контролирует ситуацию. Даже если мы колеблемся при принятии решений, мы все же уверены, что принимаем их сами и выбор делаем тоже сами. Мы ощущаем себя авторами своих действий и владельцами собственных мыслей. Тем не менее иногда мы сами удивляемся своим поступкам, совершенно для нас нехарактерным. Создается впечатление, что где-то в нас живет некто, твердо решивший делать то, что ему хочется.

Мы должны держать этих внутренних зверей взаперти. Чтобы одомашниться, человек должен научиться контролировать себя и знать, когда и где уместно то или иное поведение. Внешний самоконтроль — это способность регулировать и координировать конкурирующие между собой импульсы и желания. Он развивается в детстве и поддерживается исполнительными управляющими механизмами префронтальной коры, которые реально подавляют и тормозят мысли и действия, потенциально вредные для достижения конечных целей. Наблюдая за окружающими и усваивая, что и в какой ситуации уместно, дети учатся задействовать самоконтроль. Если механизмы контроля повреждены, человек оказывается игрушкой автоматических мыслей и поведенческих схем. Более того, он не в состоянии предвидеть последствия своих действий, он становится импульсивным и попадает в ловушку сиюминутного удовольствия.

Если контроль импульсов формируется во взаимодействии биологии и среды, то разумно, казалось бы, помочь ребенку разобраться в том, что приемлемо в обществе, а что нет, но не давить на него и не заставлять следовать правилам. Не следует также предоставлять его самому себе или баловать. Однако нельзя сказать, что один метод годится для всех: стратегии одомашнивания детей зависят от конкретного ребенка, его родителей и культуры. Вообще, импульсивность отражает не только индивидуальный темперамент человека, но и его социальное окружение, которое предлагает стратегии формирования и изменения мыслей и вариантов поведения. Чтобы успешно взаимодействовать с обществом, человек должен контролировать себя на людях, но самоконтроль не дается даром. Сопротивляясь искушению сделать что-нибудь неподобающее или высказать вслух мысли, которые могут обидеть или расстроить других, можно получить неожиданные последствия. Эффект рикошета и истощение эго показывают, что за видимость респектабельности, возможно, придется заплатить; когда же болезнь, травма или наркотики снижают самоконтроль, человек становится жертвой неосознанных мыслей и автоматического поведения — и образ разумного индивида, который он всегда старался поддерживать, рассыпается на глазах. Потеряв контроль над собой, человек часто попадает в беду, поскольку начинает нарушать моральные правила и законы, установленные обществом для помощи одомашниванию. Но что если бы никаких правил не было? Научились бы мы тем не менее жить вместе или наступил бы всеобщий хаос?

«Убей скотину! Перережь ему горло! Пусти ему кровь! Прикончи его!»

Эти леденящие кровь призывы звучат в драматической сцене романа Уильяма Голдинга «Повелитель мух», когда английские школьники, оказавшиеся одни на заброшенном острове, приводят себя и друг друга в ярость, прежде чем наброситься на ни в чем не повинного мальчика Саймона и забить его палками. Это рассказ об изначальной порочности рода человеческого, ведь автор уверен, что вдали от сдерживающих уз цивилизации дети быстро скатятся к дикому состоянию. Голдинг написал эту книгу о подлинной, как он считал, природе человека после того, как стал свидетелем ужасов Второй мировой войны. До войны Голдинг считал, что человек изначально добр, но после жаловался:

«Я должен сказать, что любой из тех, кто пережил те годы и не понял, что человек производит зло, как пчела производит мед, должно быть, слеп или болен на голову».

Вопрос об истинной природе человека занимал мыслителей не одно столетие. Английский философ XVII в. Томас Гоббс считал, что дети рождаются эгоистичными и нуждаются в наставлениях, как стать полезными членами общества. На Западе такой взгляд на аморальное дитя преобладал до примерно ста лет назад; считалось, что родителю лучше всего воспитывать чадо при помощи строгой дисциплины, так как только суровая школа может научить ребенка вести себя в обществе. У детей, согласно этой точке зрения, нет морального компаса, и, оставшись без присмотра, они взбесятся и кинутся в схватку за выживание, так талантливо запечатленную Голдингом.

Напротив, французский философ XVIII в. Жан-Жак Руссо считал, что человек изначально предрасположен к благу. В естественном состоянии человек — это «благородный дикарь», а общество развращает личность. Позже эта моральная позиция стала базой для оправдания Французской революции. Если бы у всех были равные возможности, общество не было бы развращенным и деспотичным.

В XX в. произошел сдвиг к точке зрения Руссо, предполагавшей меньшую жестокость по отношению к детям, но даже сегодня многие взрослые продолжают верить, что дети нуждаются в наказаниях, чтобы научиться отличать добро от зла. Такой взгляд на мир особенно распространен среди тех, кто в своих политических воззрениях тяготеет к правому крылу, — он подпитывается медийными историями о моральном упадке общества и о том, что улицы наших городов превращаются в джунгли, где обитают банды юнцов, не имеющих представления о морали. Однако криминальная статистика показывает, что жизнь постепенно улучшается и мы движемся к более гуманному обществу, несмотря на то что детей гораздо меньше наказывают. Мы сегодня меньше пользуемся телесными наказаниями — да они и запрещены во многих странах, — и нет никаких свидетельств того, что дети чаще нарушают закон.

Полярные позиции Гоббса и Руссо напоминают нам дискуссии о роли природы и воспитания, о которых мы уже говорили в книге, обсуждая биологию личности, — рождаются ли люди злыми или становятся такими в результате пережитого? В этой главе мы придем к тому же общему выводу в дискуссии о морали — биология и опыт всегда работают вместе, но их пути часто удивительны и интуитивно непонятны. Жестокость и агрессию обсуждать не будем, хотя, конечно, то и другое относится к важнейшим аспектам одомашнивания. Причина в том, что экспериментальных исследований на тему человеческой агрессии очень мало, а по детям еще меньше, по очевидным этическим соображениям. Скорее мы сосредоточимся на моральных соглашениях, которые меняются с культурным контекстом, — о коллективизме, помощи, честности и в целом о том, как вести себя в приличной компании. В какой степени все эти качества усваиваются с воспитанием и/или мотивируются биологическими силами, чтобы стать общепринятыми?