«Не гони картину, Кыся... — ответил мне, по доктору Шелдрейсу, мой Водила. — Чем быстрее сдамся — тем меньше мне будет веры!»

Водила недоверчиво посмотрел на доллары, спросил у Алика:

— Где гарантия, что это не фальшак?

Не опуская пистолет, Алик симпатично и весело рассмеялся:

— Вот это уже деловой разговор! Тут ты прав — когда имеешь дело с вашими сегодняшними россиянами — гарантий никаких. Но если в этой пачке хоть одна бумажка окажется липовой, я тебе сам заменю ее на любую валюту. Естественно, по курсу на день обмена.

— Ну, смотри. Ты сказал! — И Водила стал расшнуровывать задний клапан фургона.

Но в эту секунду я — первый, с крыши фургона, а мгновением позже и все трое внизу — Алик, Лысый и Водила — увидели, как в «Зону отдыха» прямо с автобана неторопливо стали вкатываться две ослепительные фары «дальнего света», а выше фар режущим, тревожным посверкиванием крутились два синих проблесковых полицейских фонаря.

Алик моментально засунул пистолет под брючный ремень, запахнул куртку и тихо сказал Водиле:

— Ставь запаску... Разговаривать буду я. Кто пикнет — покойник.

С телепатическим криком: «Вот видишь, Водила! Я же говорил, что что-то должно произойти!!!» — я промчался по всей крыше фургона, перепрыгнул на кабину нашего грузовика и уселся как раз над своим Водилой, который уже позвякивал инструментами у простреленного переднего колеса.

Неожиданно на боку надвигающейся на нас полицейской машины — выше фар, но ниже синих проблесковых фонарей — вспыхнул мощный прожектор и залил белым слепящим светом всю «Зону отдыха», наши три машины, Алика, Лысого, Водилу и меня...

Полиция подъехала совсем близко, поразглядывала нас, выключила прожектор, поменяла «дальний» свет на «ближний» (про это мне уже Водила все объяснял) и заглушила свой двигатель.

Теперь, когда их сильный свет не бил по глазам, сразу стало видно, что полиция приехала на зелено-бежевом автобусике, чуть побольше Аликовой «тойоты».

Их было четверо — трое совсем еще мальчишки, лет двадцати — двадцати трех, а четвертый — возраста моего Водилы. Он держал в руке длинный собачий поводок и с трудом вытаскивал из машины сонную, упирающуюся овчарку, которой все было до лампочки. Ей хотелось спать, и она не собиралась вылезать из теплой машины, пока ее художественный руководитель не догадался показать ей на меня, сидящего на крыше кабины, и сказать ей:

— Гляди, Рэкс! Кошка, кошка!..

Тут Рэкс проявил ко мне некоторый слабый интерес и для порядку пару раз на меня гавкнул.

— Заткнись! — сказал я ей по-нашему, по-Животному.

Овчарка тут же заткнулась, села и, склонив голову набок, стала удивленно меня разглядывать...

Тут я вынужден кое-что объяснить. Обычно, когда Собака склоняет голову набок и якобы внимательно смотрит и слушает, — Люди приходят в такой умилительный восторг, что готовы ей лапы целовать! Людям всегда кажется, что склоненная набок голова Собаки — это признак ее мудрого и доброго внимания. На самом деле все категорически наоборот! Это первый признак Собачьего идиотизма. Если «Собачка склоняет головку набок» — значит, она ни хрена не понимает и находится в состоянии полной и беспросветной дебильной растерянности! Не верите? Почитайте Конрада Лоренца — «Человек находит друга». Превосходная книжка!.. Когда мы с Шурой Плоткиным читали в этой книге про «склоненную набок собачью головку» (вернее, когда Шура мне это читал), мы так хохотали, так веселились, так полюбили эту книгу, что долгое время она была у нас просто настольной, как и книга доктора Ричарда Шелдрейса.

Шура потом признался, что, прочитав Конрада Лоренца, он стал с гораздо меньшим почтением относиться к Собакам и с неизмеримо большим — к Котам.

— Добрый вечер, — по-немецки сказал один из молодых полицейских и спросил моего Водилу: — Почему мотор не выключен?

— Батарея — капут, — ответил Водила, не прекращая работы.

— А с колесом что? — спросил другой.

— На гвоздь напоролся, — беспечно проговорил Алик и сочувственно рассмеялся. — Наверное, только русский грузовик может найти гвоздь на немецком автобане!..

— Нет, почему же? — возразил третий. — Это случается довольно часто. Странно только, что лопнуло переднее колесо. Обычно переднее колесо поднимает гвоздь, а пропарывается уже заднее.

— Рихтиг, — сказал мой Водила, дескать, «правильно».

— Говорите по-немецки? — спросил Водилу руководитель Рэкса.

— Айн бисхен. Немного, Майн фройнд гуте дойче шпрахен. — И Водила кивнул на Алика: — Поговори с ними, Алик, по-ихнему.

Я заметил, что Водила ускорил темп работы, и понял, что он хочет поставить запасное колесо именно в присутствии полиции. Чтобы, когда полиция уедет, наша машина была бы уже на ходу. Что он придумал, я не мог разобрать — в голове у Водилы была какая-то лихорадочная каша. Но я понял единственное: мы обязаны быть на колесах!

Лысый стоял в паническом перепуге, словно дерьма в рот набрал.

— Приготовьте, пожалуйста, ваши бумаги, — сказал молоденький полицейский.

Он именно так и сказал — «пожалуйста» и «бумаги». А не «Па-а-апрашу документики!», как у нас. Я совершенно не собираюсь идеализировать немецкую полицию, и это будет отчетливо видно из дальнейшего, но вот это «пожалуйста» мне у них очень понравилось.

— Возьми у меня в верхнем кармане куртки, — сказал Водила Лысому. — Рукавицы худые, руки все равно грязные...

И пока Лысый предъявлял свои документы, пока доставал документы моего Водилы, а совершенно не теряющий присутствия духа Алик весело показывал свои «бумаги» и непрерывно болтал с полицейскими о том, как он встретил своих бывших земляков в Ганновере, как взялся помочь им с немецким, если возникнут в дороге какие-нибудь затруднения, — я напрямую сказал этому задроченному Рэксу:

— Рэкс! Не рычи и не скалься. Хоть на минуту забудь о вековом антагонизме! Не смотри на меня сейчас как на КОТА! Считай, что в эту секунду я для тебя всего лишь источник очень важной служебной информации!..

— Пошел ты знаешь куда... — ответил мне этот хам. — Тоже мне — «источник информации»! Шайзе...

Но я решил, что вытерплю все! И постарался сказать самым мирным тоном:

— Рэкс, дорогой!.. Да подавись ты своей Собачьей фанаберией! Будь проще. У нас в машине сто килограммов кокаина. Понял, немецкое твое рыло?! А этот худенький Алик — убийца! Как говорят в России — исполнитель! Как только вы уедете — он сразу же застрелит моего и вон того — Лысого. Тоже, кстати, бандюга. Неужели ты сам не чувствуешь, как от этого Алика разит оружием?!

— У моих у всех тоже оружие. Я не могу принюхиваться к каждому встречному и поперечному. Будет приказ — понюхаю.

— Ты милицейская Собака или нет?! — заорал я на Рэкса.

— Нет. Я — Собака полицейская.