Так почему же с военными амбициями Юстиниана дело обстоит иначе? О том, что они не были совершенно неосуществимыми, мы знаем по простым фактам: морская экспедиция, отправленная на завоевание Африки в 533 г., не потерпела крушение и не была разбита по прибытии, так что нынешний Тунис и побережье Алжира были завоёваны. Отвоевание Италии у остготов, начавшееся в 536 г., было предприятием куда более сложным, но и оно было успешно завершено в мае 540 г., когда Велизарий вступил в Равенну, столицу и последнее прибежище остготов, чтобы принять сдачу короля Витигеса и его жены Матасунты.

Как отмечалось выше, современные историки объясняют, что с военными амбициями Юстиниана дело обстояло иначе потому, что эти амбиции превосходили возможности империи удовлетворить их. Через год после того как Велизарий торжественно завершил войну в Италии в мае 540 г., не оставив в Италии ни одного мощного гарнизона, чтобы держать под контролем готов, последние оказались в состоянии возобновить войну, на сей раз со всё большим успехом, после того как их королём стал Тотила. Одно из общепринятых объяснений гласит: Юстиниан отозвал Велизария и его войско, поскольку «боялся, что могущественный военачальник может представлять угрозу для него»[150]. Даже Рим был потерян в 546 г., в ходе войны, продолжавшейся до 552 г. Поскольку же в 540 г. Сасанидская Персия нарушила договор о «вечном мире» и тоже начала войну, шедшую с перерывами до 562 г., империи пришлось вести две долгие и широкомасштабные войны на двух фронтах, далеко отстоящих друг от друга, так что в 559 г. в Константинополе почти не было войск, способных отразить нашествие кутригуров и славян. Конечно, всё это свидетельствовало о чрезмерных замашках и служило предсказанием неспособности защитить границу по Дунаю, а с ней и Балканский полуостров (а потому и Грецию) от вторжения аваров и от славянской оккупации.

Поэтому обвинение в чрезмерных замашках предполагает обвинение в стратегической некомпетентности – или, попросту говоря, в отсутствии обычного здравого смысла: унаследовав по восшествии на престол войну с неизменно агрессивными Сасанидами, Юстиниан должен был знать о том, что за персидским фронтом нужно следить и в военное, и в мирное время. Оставшиеся же военные силы были бы необходимы на «северном фронте» империи, от Далмации до Дуная, который в 533 г. не подвергался нападениям, но рано или поздно должен был им подвергнуться в водовороте переселения народов, по-прежнему бурлившем за границами империи. Этот северный фронт действительно был первостепенно важным оборонительным периметром империи, защищавшим ценные придунайские земли до самой Адриатики и ограждавшим Грецию, равно как и Фракию, – а значит, и сам Константинополь. Северный фронт представлял собою также главную площадку для набора бойцов в войско империи, включая сюда и то местечко неподалёку от крепости Бедерианы, где сам Юстиниан родился и провёл первые годы своей жизни, когда он был ещё Петром Савватием.

Решение снарядить дальнюю экспедицию, пусть даже для того чтобы захватить богатые нивы Африки и освящённый славой Первый Рим, пренебрегая при этом защитой континентальных подступов к имперской столице, было поэтому столь очевидной стратегической ошибкой, что выдавало слабый ум – не ум Юстиниана, каким мы его знаем. Конечно, верно, что история – это память о преступлениях и глупостях, совершённых человечеством, и немало глупых войн было затеяно после 533 г., так что Юстиниан не остался бы в одиночестве, если бы действительно забыл о первостепенной необходимости защитить то место, где он сам родился, и свою столицу.

Но есть совсем иное объяснение, отчасти основанное на свидетельствах столь же древних, что и само событие, отчасти же весьма новое – настолько новое, что его ещё не включили в более обстоятельные исследования деятельности Юстиниана и его войн, а тем более – в общие курсы истории[151]. Значительное новое историческое свидетельство появляется очень редко и при этом всегда вследствие удачных раскопок. Это верно и для данного случая, хотя само по себе это свидетельство не является ни эпиграфическим, ни нумизматическим, ни археологическим в традиционном смысле, поскольку обнаружено оно в ДНК костей скелета и в кернах льда.

Сначала древнее свидетельство: в книге II, главе XXII «Войн» Прокопия мы читаем:

В следующей, XXIII главе мы переходим к демографическим последствиям: