— Вам нельзя туда идти, — твердо произнес ‘Ринг. — Я серьезно говорю, вам нельзя там показываться. Эти мужчины пьяны. Они пьют уже не один день, и сейчас от них можно ожидать чего угодно.

Они были в палатке, установленной для Мэдди возле единственного здания небольшого городка Питчервилль. Когда несколько часов назад они прибыли в этот грязный крошечный лагерь, все мужчины, как и несколько обслуживающих их женщин, высыпали на улицу, чтобы приветствовать поющую герцогиню. Слух о предстоящем визите Ла Рейны достиг городка вчера, и все тут же побросали свою монотонную работу и на радостях, что предстоит услышать настоящую оперную певицу, принялись пить. Шестеро мужчин даже съездили в Денвер-Сити и привезли для нее пианино. Они с трудом втащили пианино наверх по крутой каменистой тропе, уронив его при этом не менее трех раз, и сейчас Фрэнк занимался им, пытаясь как-то настроить.

— Какая ерунда, конечно же, я для них спою, — произнесла Мэдди как можно более уверенным тоном и отвернулась от капитана. Но ей были явственно слышны крики и время от времени звуки выстрелов.

Капитан схватил ее за локти и рывком повернул лицом к себе.

— Что произошло? Почему вы на меня сердитесь?

— Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Я всегда вела себя с вами так же, как и сейчас. Ничего не изменилось.

— Нет, изменилось. Совсем недавно я даже думал, что мы станем друзьями. Во всяком случае, наши беседы доставляли, мне истинное наслаждение.

— Ах, беседы? Вот как вы это называете? Вы говорите, что я могу или не могу делать, задаете кучу вопросов чуть ли не о каждом моем шаге и называете все это беседами. Мило, ничего не скажешь.

Он отступил на шаг.

— Простите. Вероятно, у меня сложилось неверное представление. — ‘Ринг вздохнул. — Но забудем сейчас о наших разногласиях. Эти мужчины, похоже, окончательно распоясались, и я боюсь за вас.

— С чего бы это? Вы боитесь, что, если вашу подопечную ударят по голове бутылкой из-под виски, это испортит вашу незапятнанную репутацию и отразится на карьере?

Он посмотрел на нее долгим взглядом.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы вас ранили. Мэдди снова от него отвернулась.

— Вы не можете меня остановить. Я все равно туда пойду.

Внезапно он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

— Мэдди, не делай этого лишь для того, чтобы доказать, что ты можешь делать что хочешь. Обратись к здравому смыслу. Я не могу контролировать такую огромную и совершенно распоясавшуюся толпу. И на этот раз ты не сможешь заставить их услышать одну-единственную ноту.

Она понимала, что капитан прав, и, если бы это касалось только ее, тут же, невзирая на темноту, покинула бы этот городишко и отправилась назад, в Денвер-Сити. Но ей было приказано спеть в шести лагерях, и в шести лагерях она споет, чего бы это ни стоило.

— Я должна, — проговорила Мэдди шепотом. Отстранив ее от себя на расстояние вытянутой руки, ‘Ринг с минуту смотрел в глаза женщины.

— Как бы я хотел, чтобы ты рассказала, что происходит, что вообще заставило тебя отправиться в это турне. Доверившись мне, ты намного легчила бы жизнь нам обоим.

«Если бы я тебе доверилась, — подумала Мэдди с горечью, — наша жизнь, возможно, и стала бы легче, но жизнь одной маленькой девочки была бы, скорее всего, кончена».

— Не понимаю, о чем вы толкуете, — проговорила она и выскользнула из его рук. — Я просто хочу немного приобщить к культуре этих бедных людей и… — Ей пришлось замолчать, так как в эту минуту прозвучало сразу несколько выстрелов.

— Я постараюсь сделать все, что смогу, — произнес наконец капитан и вышел из палатки.

Мгновение Мэдди стояла неподвижно, глядя ему вслед. Она совсем не была дурой, хотя недавно сама себя так называла. Одно дело произвести впечатление на людей, чувствующих себя одинокими и в большинстве своем трезвых, но она видела в жизни слишком много пьяных, чтобы не знать, что люди, которые трезвыми могли быть даже милыми, под влиянием алкоголя превращались в настоящих зверей.

Прозвучавшие в этот момент громкие выстрелы заставили ее вздрогнуть, и, когда сердце наконец успокоилось, Мэдди подумала о своих прошлых выступлениях. Вспомнились розы, брошенные к ее ногам во Флоренции. Венеция, где она каталась в гондоле с тенором… как же его звали? Удивительно все-таки, как быстро забываются имена других исполнителей — а ведь они тогда спели дуэтом. Все другие гондолы остановились, и жители Венеции распахнули окна домов, чтобы послушать их.

Когда же они с тенором кончили петь, весь канал огласился громкими криками «браво». А сейчас она должна будет петь для толпы пьяных, грязных золотоискателей, стараясь их покорить.

— Вы выглядите так, словно готовы в любую минуту разреветься, — произнесла, входя в палатку, Эдит.

— Конечно же, нет, — ответила Мэдди и, взяв пуховку, принялась энергично пудрить лицо.

— Если бы я должна была петь перед этими мужчинами песни, которые вы поете, да еще и выглядела бы так же, как вы, у меня бы тоже тряслись поджилки.

— Что ты хочешь этим сказать? «Выглядела бы так же, как вы»?

— Видите ли, это один из городков, где работает Харри. Толстая такая, рыжая. Ну, не совсем рыжая, но очень к этому близко. Так вот, она услыхала о вашем приезде, и ей это очень не понравилось. Она считает, что все мужчины принадлежат ей, и не хочет их ни с кем делить.

— Уверяю тебя и ее тоже, что мне не нужен ни один из этих мужчин. Я просто хочу, ну, скажем, позаимствовать их на время.

— Все равно ей это не нравится. Она настраивает их против вас, говоря, что вы леди и очень высокомерны и что вы их всех презираете. Все мужчины уже готовы вас возненавидеть. И еще одна сказала, что вы настоящий айсберг и что опера годится лишь для людей с ледяной водой вместо крови в жилах.

— Но это же смешно. Все истории в операх рассказывают о страсти и любви.

— Но ведь они все на других языках, и никто их не понимает. А как вы стоите, когда поете! — Эдит выпрямила спину, сложила молитвенно руки на груди, и на лице ее появилось гордое, надменное выражение.. — Кто же подумает, что вы поете о любви. — Глаза Эдит блеснули озорством. — Готова поклясться, что уж капитан Монтгомери не думает о вас и о любви одновременно.

Это решило дело. Мэдди отбросила в сторону пуховку.

— Эдит, я собираюсь позаимствовать у тебя на вечер красный с черным корсет, ну, тот, самый броский.

— Что?

— Ты меня слышала. Пойди и принеси его. Сию же минуту.

— Но он же вам мал!

— Отлично. Чем больше будет видна грудь, тем лучше.

Глаза Эдит округлились.

— Да, мэм, — пробормотала она и выбежала из палатки.

Мэдди вздохнула и начала снимать свое чудесное строгое шелковое платье.