Вот теперь Фатьма осознала, ради чего ее мыли, холили и учили. Ей предстояло стать наложницей, но не хозяина дома, а вот этого совсем юного Баязида. Кто он? Похоже, брат султанши, значит, шехзаде?

Но девочке было все равно, потому что сам шехзаде все еще стоял рядом и тепло его тела чувствовалось даже на расстоянии.

Баязид принял подарок, Повелитель только кивнул в ответ на сообщение о том, что сын получил наложницу, а Роксолана сумела скрыть свое неприятное удивление деятельностью дочери и зятя. Михримах объяснила честно:

– Фатьму привезли в подарок Рустему. Не могла же я оставить ее для мужа, а отдавать жалко. Красивая девочка. И умная к тому же.

– Я не против. Только имя какое-то… Фатьма… пусть будет Амани – «Желанная».

Михримах пожала плечами:

– Пусть будет Амани.

Так и звали Фатьму по-разному. Настоящее имя она открыла только Баязиду, но тот молчал. Шехзаде умел молчать…

Как и его сестра.

Уже через неделю, когда Рустем по просьбе жены поинтересовался тем, насколько хороша Фатьма, Баязид нахмурился:

– Я ее не тронул.

– Почему? Не понравилась или не вызывает желания?

– Я хочу с ней никях.

– Ты с ума сошел?! Никях с безродной наложницей?

– Она не безродная, она благородного происхождения.

– Откуда ты знаешь?

Баязид дернул плечом:

– Все равно Я хочу, чтобы она женой была, а не рабыней.

Теперь нахмурился Рустем: не перестарались ли они с Михримах? Так можно и неприятности от Повелителя заработать. Но пообещал:

– Я поговорю с Повелителем.

– Ему все равно, даже если я на дочери шаха Тахмаспа соберусь жениться.

– А она хоть суннитка?

– Да.

Баязид был прав, султан почти отмахнулся:

– Пусть делает, что хочет. Мальчишка! Никях с первой же наложницей… Участвуй в сговоре как родственник. Скажи Михримах, чтоб выступила с ее стороны. Хороша хоть собой?

– Да, и умна.

– Баязид к самостоятельности рвется? Пусть едет в Кютахью, присмотришь за ним.

Рустем-паша усмехнулся в усы. Кютахья, конечно, не Диярбакыр, но вот так отправлять мальчишку… Нет, он не всегда понимал своего султана.

– Присмотрю, Повелитель.

Свадьбы не было, но никях состоялся. Баязид отнесся к сообщению об изменении в своем положении спокойно:

– Я же говорил, что ему все равно.

Рустем не уловил горечи в словах шехзаде. Это плохо, если ему тоже все равно.

– Пожалуй, мы с Михримах Султан проводим вас в Кютахью и проведем никях там, чтоб все как положено.

Он постарался выдержать взгляд шехзаде спокойно, словно так и нужно – зять повезет его в Кютахью и проведет никях вместо отца. Баязид чуть улыбнулся:

– Фатьма будет вам благодарна.

Михримах такая новость понравилась, она принялась энергично готовиться к поездке и подбирать слуг для гарема брата.

Кютахья и впрямь не Диярбакыр, она совсем недалеко от Эскишехира, который славится своими источниками и зеленью. И Ешиль Бурса – Зеленая Бурса – тоже почти рядом…

В Кютахье Фатьме предстояло прожить почти всю жизнь, родить пятерых детей – троих сыновей и двух дочерей, а потом сыновей потерять следом за мужем…

Двадцать лет рядом с Баязидом, которого полюбила с первого дня. Она была счастлива и не смогла перенести его гибели, покончила жизнь на могиле мужа. Но до этого были еще двадцать счастливых и беспокойных лет.

Первого сына, названного Орханом, Фатьма родила уже в следующем, 1543 году, который стал для султанской семьи страшным и во многом переломным.

События покатились, как воз под горку, – с каждым годом все быстрей.

Сначала был ужас гибели Мехмеда.

Роксолана словно что-то почувствовала, металась по спальне, попросила султана отправить в Манису гонца. Но тот и сам беспокоился, тоже не спал и в Манису послал следом за гонцом двух опытных лекарей.

Оказалось поздно, Мехмед просто сгорел за неделю от болезни, которой никто не болел во всей Манисе. Никто не сомневался, что шехзаде заразили. Роксолана мрачно произнесла лишь два слова:

– Это она.

Сулейман проводить расследование попросту отказался. Никто не мог понять отрешенного спокойствия Повелителя, тот застыл в своем горе, но никого не наказал, даже наставника и лекарей, бывших рядом с его любимцем.

Роксолана почернела от горя, не желала никого видеть и слышать, даже от Сулеймана шарахалась. Она знала виновных, а султан не хотел этого понимать. Разве можно просто страдать, не наказав за убийство?

Сулейман ответил мрачно:

– Мы платим за свою вину. Каждый платит…

– Но виноваты люди!

– Они будут наказаны Аллахом, не нами.

Каждый остался при своем. Мехмеда не похоронили в Бурсе, где обычно находили свое упокоение шехзаде, привезли в Стамбул. Мимар Синан начал строительство невиданной красоты мечети Шехзаде. Почему такое название? Султанша мрачно объявила:

– Если Повелитель не желает наказать виновного, значит, все мои сыновья один за другим последуют за Мехмедом. Когда убийц не наказывают, они продолжают свое черное дело.

Наблюдая за строительством, объявила:

– Я не умру, пока все не будет закончено.

Синан только качал головой. Что тут скажешь?

Но для Михримах и Рустема убийство Мехмеда (они тоже не сомневались, что это убийство; так не бывает, чтобы из всего города умер от оспы только шехзаде и один его новый слуга!) обернулось собственным горем.

Когда привезли весть о смерти любимого брата, Михримах была на сносях. Еще бы немного… Окажись рядом Рустем, он догадался бы не сообщать, взял все на себя, но визирь привычно занят делами на другом берегу Босфора.

У Михримах остановилось дыхание от услышанного. Мехмед?! Не-е-ет!

Очнулась от сильной боли внизу живота, скрутило так, что не вдохнуть. Акушерка уговаривала:

– Госпожа, нужно тужиться. Ребенок начал рождаться раньше времени, вы должны ему помочь.

Помочь… Кому помочь? Какому ребенку, чьему ребенку? Это ее ребенок начал рождаться? Рожала в полузабытьи, чуть приходила в себя, пыталась тужиться и теряла сознание.

Очнулась она на третьи сутки. На глазах плотная повязка, которую хотелось сбросить, но чьи-то руки не позволили сделать это. Рядом сидел Рустем, примчавшийся сразу после получения известия о смерти Мехмеда; он понял, что с женой может быть беда.