О наркотиках заговорили, когда Солей начала опаздывать на концерты, и не на десять минут, а на час-другой. Иные и вовсе пропускала. Кто-то выложил на «YouTube» запись с мобильника, сделанную на концерте в Нью-Хэвене, где она хрипела, покачивалась и забывала слова собственных песен, так что зрителям приходилось подсказывать из зала. В 2008 году Солей ушла из «Оттенков серого», заявив, что будет выступать одна. Но, скорее, она просто ушла со сцены. За полтора года она не сочинила и не записала ни одной песни.

Хотя концерты и студии сменились клубами и наркотиками, Солей снова оказалась в центре внимания, когда подцепила Рида Уэйкфилда, модного молодого киноактера, разделявшего ее пристрастие к ночной жизни и наркотикам. Разница состояла в том, что Рид Уэйкфилд не загубил свою карьеру. Когда он начал сниматься в исторической драме «Однажды утраченное величие», где играл незаконного сына Бенджамина Франклина, парочка переехала в квартиру в Ист-Виллидж. Съемки продолжались дольше, чем их эфемерный роман, расчерченный ночными визитами полиции. Солей, уже порвавшая с группой, порвала и с Ридом, перенеся свою боль в студию звукозаписи с долгими сеансами, жаркими спорами и скромным результатом.

Прошлой весной, в мае, вернувшись в Нью-Йорк из Канн и получив особый приз жюри за роль внебрачного сына первого американского посла во Франции, Рид Уэйкфилд повторил судьбу Хита Леджера[73]и умер от передозировки.

Его смерть сильно потрясла Солей. Она снова бросила работу, но на этот раз для того, чтобы пройти курс реабилитации. Из коннектикутской клиники она вышла здоровой и целеустремленной. На следующий же день отправилась в студию и принялась записывать балладу, которую сочинила на больничной койке, прощаясь с любимым. «Тростник и плач»[74]потряс обозревателей. Кое-кто увидел в песне чувственный гимн хрупкости нашей жизни и неизбежности потерь. Другие называли балладу бесстыдным плагиатом, отыскав сходство с «Огнем и дождем» Джеймса Тейлора[75]и песней «Каждому больно» группы «REM». Так или иначе, но песня дебютировала в чартах в первой десятке. Солей Грей официально начала сольную карьеру.

Сменила она и сценический образ. Сейчас Хит и Рук видели перед собой женщину, сумевшую реанимировать и карьеру, и собственное тело. Энергичная певица ставила номер к песне с нового альбома «Перезагрузка жизни».

Оглушительная музыка смолкла, и хореограф объявил пятиминутный перерыв. Солей запротестовала:

— Нет, прогоним еще раз; ваши парни волочат ноги, будто в снегоступах.

Она вернулась на исходную позицию. Мускулистое тело блестело в резком свете прожекторов. Запыхавшиеся мужчины расположились за ее спиной, но хореограф, обернувшись к оператору, покачал головой.

— Ладно же. Припомни это, кретин, когда будешь удивляться, почему клип провалился, — процедила Солей и бросилась к выходу.

Никки Хит встала у нее на пути.

— Мисс Грей?

Солей замедлила шаг и, похоже, приготовилась к драке. Она мельком глянула на Рука, но все внимание сосредоточила на Хит.

— Какого черта вы здесь? Идет закрытая репетиция!

Хит показала свой значок и представилась.

— Я хотела бы задать вам несколько вопросов о Кэссиди Таун.

— Прямо сейчас? — Не дав Никки ответить, Солей выругалась. — На все вопросы ответ один: сука!

Пройдя к столику в углу, певица вынула из ведерка со льдом бутылку «Фиджи». Гостям она ничего не предложила.

— Танец потрясающий, — заметил Рук.

— Дерьмо! Вы коп? Что-то не похожи на копа.

Никки ответила за своего спутника:

— Он работает с нами по этому делу. — Ни к чему было злить ее, сообщая о присутствии прессы.

— Ваше лицо мне знакомо. — Солей Грей склонила голову, присмотрелась. — Вы из журнала, да?

Это замечание Никки оставила без ответа.

— Полагаю, вы уже знаете о смерти Кэссиди Таун?

— Знаю. Ужасная потеря для каждого из нас! — Солей сорвала голубую пробку и налила себе воды. — Чего ради говорить об этой мертвой суке? Хотите меня повеселить?

— Кэссиди Таун часто писала о вас в своей колонке, — подключился Рук.

— Если публиковать грязные сплетни называется «писать»… Эти ее секретные источники и анонимные информаторы — чего я только ни творила, судя по их сведениям: то нюхала наркотики с органа Хаммонда,[76]то приставала к Клайву Дэвису[77]на вручении «Грэмми».

— И еще она писала, что во время работы с вашей прежней группой вы как-то раз выстрелили в своего продюсера из пистолета тридцать восьмого калибра, — подсказал Рук.

— Вранье! — Солей вытащила из стоявшей под окном плетеной корзины полотенце. — Сорок четвертого, а не тридцать восьмого. — Вытерла лицо и добавила: — Хорошее было время.

Никки достала блокнот и ручку — этот жест неизменно напоминал людям, что идет серьезный разговор.

— Вы лично контактировали с Кэссиди Таун?

— Что это? Уж не думаете ли вы, что я имею отношение к убийству? Серьезно?

Но Никки придерживалась своей линии: по крупицам собирать факты, сопоставлять информацию и искать противоречия.

— Вы с ней разговаривали?

— В сущности, нет. — В ее голосе явственно прозвучала неуверенность.

— Итак, вы никогда с ней не разговаривали?

— Да что вы! Мы с ней каждый день пили чай и обменивались рецептами!

С некоторых пор Никки разделяла подобное отношение к сплетникам, однако инстинкт полицейского подсказывал, что в данном случае сарказм наигранный.

— Вы утверждаете, что никогда с ней не разговаривали?

Солей приложила холодную бутылку к шее.

— Нет, что никогда, не утверждаю.

— Вы с ней виделись?

— Ну, надо думать. Знаете, для нас, знаменитостей, этот городок ужасно тесен.

Уж Никки-то знала.

— Мисс Грей, когда вы в последний раз видели Кэссиди Таун?

Солей надула щеки, изображая задумчивость. Никки решила, что ей стоит выступать на пару с выгуливателем собак из Джульярдской школы, — уровень исполнения тот же, одним словом: неубедительно.