– Расскажите, как они попали сюда в детский дом, – попросила я.

– Марианну подкинули прямо к дверям детского дома, – начала вспоминать Ермишина. – Ей тогда всего несколько дней от рождения было. Утром нянечка вышла на крыльцо – и ахнула! Прямо на ступеньках сверток лежит. Хорошо, что весна теплая была, а то умер бы младенец. И так ей повезло, что выжила! Слабенькая она совсем была, у нее даже сил, чтобы кричать, не было. В больницу ее, конечно, сперва отправили, там девочку выходили, а потом к нам же и определили.

– А ее мать? Или другие родственники? Не нашли их?

– Нет, не нашли. Хотя в милицию мы заявили, конечно. И все роддома проверяли – ничего! Думаю, дома ее родила мамаша, сама. Или она вообще из другого города. Поняла, что не справится с ребенком, вот и подкинула. Спасибо, что не умертвила!

– А Вероника? Как она сюда поступила?

– Веронику к нам с вокзала привезли, она на скамейке сидела – бросили ее. Ей чуть больше годика было, говорить она еще не умела. Конечно же, девочка не смогла рассказать, кто она и откуда, даже имени своего не назвала. Какими жестокими могут быть люди, порою просто поражаешься! Хотя за столько лет работы мне пора бы к подобному привыкнуть, да все не получается. Каждый раз сердце кровью обливается!

Людмила Константиновна вздохнула.

– Скажите, пожалуйста, почему у них такие имена интересные? Довольно редкие, правда?

– А-а-а, – Людмила Константиновна улыбнулась. – Это такая история… Появились-то они у нас в начале девяностых. Тогда только-только мексиканские сериалы стали показывать. Помните такой – «Богатые тоже плачут»? Он тогда по всей стране гремел!

– Помню, конечно, – улыбнулась я. – Хотя и не смотрела, если честно.

– А вот наша нянечка, тетя Катя, просто помешана на нем была. А главную героиню там звали Марианной, вот она и назвала так девочку. Но мы ее часто ласково звали Марусей.

– А Вероника? – удивилась я.

– Так актрису же Вероникой звали! Вот тетя Катя их так и назвала – одну в честь героини, другую – в честь актрисы, которая эту героиню играла.

– Понятно, – сказала я, дивясь про себя этой логике, отличающей некоторых людей.

– Они у нас одна за другой появились, с разницей буквально в несколько дней. Я помню, весна тогда была. Если вам нужна точная дата, я могу поднять документы.

– Да, чуть попозже, пожалуйста, – попросила я.

– Они как-то сразу подружились, на удивление быстро. Может быть, потому что обе матерей своих не помнили, не знали, что такое нормальная модель семьи.

– У них было много общего в характере?

– Что вы, они совсем разные! – махнула рукой Ермишина. – Вероника – такая творческая натура, рассеянная, мечтательная, как будто не от мира сего. Часто грустила и плакала. Любила одиночество, друзей у нее, кроме Марианны, и не было. Даже не знаю, раскрывалась ли она и перед ней до конца. Всегда в себе.

– А Марианна?

– Марианна – другая. Живая, общительная, более практичная, самостоятельная. Очень уверенная в себе, хоть и младше подружки. Очень любила жизнь! Такую натуру трудно было бы сбить с толку, а вот Веронику – запросто! Очень уж она подвержена чужому влиянию. Ох, ведь я так не хотела их отпускать! – в сердцах произнесла заведующая. – Прямо как чувствовала, что беда случится…

– Почему? – насторожилась я. – Были основания?

– Да оснований-то прямых не было, просто я на уровне интуиции это ощущала. Говорила же девчонкам – живите здесь! Особенно Веронику уговаривала, спрашивала – ты-то куда собралась? Ладно, Марианна, она такая боевая, а тебе зачем большой город? Нет, уперлась, и все! В характере черта у Вероники была: обычно она соглашалась со всеми, не спорила… мягкая такая, уступчивая, но если вдруг что-то вобьет себе в голову – все! Упрется, как баран, и ничем ее не сдвинешь! Молча сделает все по-своему, – и Людмила Константиновна эмоционально резанула рукой по воздуху.

– Я слышала, что Марианна получила квартиру здесь, в Пензе. Зачем же она ее продала? Ведь в Тарасове она не смогла бы купить на вырученные деньги собственное жилье.

– Он надеялась жить у Вероники, – пояснила заведующая.

– Что, постоянно? Это же не совсем удобно!

– Так ведь у детдомовских – свои понятия, – развела руками заведующая. – Марианна считала, что жить у подруги – в порядке вещей. Тем более что они друг друга с детства считали сестрами.

– Людмила Константиновна, – очень тщательно подбирая слова, коснулась я больной для меня темы. – А вы не замечали между ними… м-м… особо теплых отношений?

– Так ведь я о том и говорю! – воскликнула Людмила Константиновна. – Любили друг друга, сестрами называли!

– Я не об этом… – осторожно произнесла я. – Я имею в виду… Не слишком ли сильно они любили друг друга? Не как подруги…

– Вот вы о чем… – Людмила Константиновна помрачнела и уверенно возразила: – Выбросьте это из головы, ничего подобного и близко не было! Они же постоянно на виду были. В детском доме такого не скроешь. Да я, если бы заметила, на корню бы пресекла нечто подобное! Мне еще разврата здесь не хватало!

– Но у Вероники за целый год ее жизни в Тарасове так и не появился парень, – заметила я. – И, кажется, она и не стремилась заводить ни с кем близкие отношения.

– А вот это неудивительно! – подхватила женщина. – Она вообще не любит заводить новые отношения – ни с мужчинами, ни с женщинами. Я же говорю, она застенчивая очень, даже робкая. И опыта общения у нее маловато. Весь ее круг составляли наши дети, детдомовские. А это – особый социум. Приехав в Тарасов, она оказалась совершенно в другом мире. Боялась знакомиться, наверное. А вот у Марианны сразу парень появился, она мне об этом сообщила. Из хорошей семьи.

– Это верно, – подтвердила я. – Людмила Константиновна, вы сами-то как думаете, куда могла пропасть Вероника?

– Понятия не имею, просто голову ломаю, – задумчиво сказала та. – Хотела я как-то в Тарасов съездить, заодно и девочек проведала бы, да где же тут время найдешь! И потом, куда бы я поехала? Куда бы пошла? Даже не представляю, где концы искать. – Она озабоченно покачала головой и продолжила: – Но одно я вам могу сказать точно: в Тарасове что-то произошло. В смысле, я хочу сказать, что ноги у этой истории не отсюда растут, не из Пензы. За это я вам поручусь. Во-первых, вся жизнь этих девчонок на моих глазах проходила, и никаких темных пятен в ней нет. Во-вторых, из наших все остальные живут здесь, в Пензе. Кто в детском доме остался, кто уже школу окончил, но все равно живет в нашем городе. Так что ищите причины произошедшего там, в Тарасове.

– Не могли после выпуска всплыть какие-то их старые родственные связи? – предположила я. – Может быть, отыскался кто-то из их родных, случайно?

– Исключено, – категорически перебила меня Людмила Константиновна. – Они же подкидыши, обе! Никто, абсолютно никто не знал, какие имена и фамилии они получили в детском доме. А воспитанников у нас много. И точно так же никто не знает, кто их родители. Даже администрация детского дома, то есть я сама и мой заместитель. Ни в ту, ни в другую сторону связь установить невозможно.